Рустем Вахитов — Актуальность проблемы универсалий

1.

Проблема универсалий обычно воспринимается исключительно как проблема средневековой философии, не представляющая ни малейшего интереса в наш век, когда схоластика в ее классическом виде давно уже стала далеким прошлым. В самом деле, разве для философа марксиста или позитивиста 21 века является насущным и важным вопрос: как существует универсалия — до вещи, в вещи или после вещи? Отнюдь, он наоборот посчитает этот вопрос «высосанным из пальца», «схоластическим» во всех смыслах этого слова, в том числе и в уничижительном, обозначающем пустые, оторванные от практики словопрения.

Вместе с тем мы не должны тут подаваться «магии современности». Сплошь и рядом бывает так, что философы прежних веков формулировали актуальные и по сей день, «вечные» проблемы на языке своей эпохи и своей культуры: оттого они и кажутся нам «устаревшими», хотя на самом деле устарела лишь форма, но не содержание. Пример такого рода предлагает нам знаменитое произведение итальянского медиевиста и постмодерниста Умберто Эко «Имя розы». Там рассказывается о диспуте между средневековыми монахами бенедектинцами и францисканцами на тему: «Принадлежала ли Христу одежда, которую Он носил?». По ходу повествования читатель догадывается, что этот вопрос, поначалу кажущийся совершенно теоретическим для человека нашего времени, лишь перифраз острой и по сей день проблемы: священна ли собственность или нет? Получается, что бенедектинцы на свой, средневековый манер защищают позицию либерализма, а францисканцы — коммунизма.

Не может ли быть так, что и с проблемой универсалий дело обстоит таким образом? Чтоб выяснить это надо попытаться «перевести» ее на язык современной философии и культуры.

Принявшись за это, прежде всего, следует оговориться о том: что понимать под универсалией. Встречающийся в современных учебниках ответ — что универсалия есть общее понятие надо признать некорректным. Дело в том, что универсалия есть общее понятие лишь с точки зрения номинализма, точнее, умеренного номинализма — концептуализма, поскольку крайний номинализм, сформулированный Иоанном Расцелином, считает, что универсалия есть просто слово или имя. С точки же зрения реализма — универсалия есть нечто иное, а именно, объективно существующая нематериальная сущность, которая в нашем сознании отражается в виде общего понятия. Безусловно, что формулировка проблемы, вызвавшей спор, должна быть такой, чтоб удовлетворить обе спорящие стороны, а не такой, которая изначально предполагает победу одной из них. Это все равно что в споре о священстве собственности между либералами и коммунистами сразу же заявить: а собственность — это преходящий исторический феномен, который некоторые ошибочно признают священным… Какой может быть после этого спор?

Думаем, определение универсалии, которое удовлетворило бы и реалистов и номиналистов, и которое стало бы отправной точкой при споре между ними таково: универсалия есть идея или же идеальный объект в широком смысле этого слова (а не только в современном). Но для этого придется отвлечься на более или мене пространное объяснение: что же такое идея иди идеальный объект?

2.

Несмотря на простоту этого вопроса, если его брать в самой абстрактной форме, вокруг него нагромождено множество вздора, штампов, а то и прямых заблуждений. Пожалуй, трудно найти современных философов, а тем более неспециалистов, которые отчетливо понимали бы: что такое идея? Более того, сегодня есть люди, причем, обладающие философскими дипломами и степенями, которые всерьез утверждают, что ничего идеального нет, а есть только материя в виде единичных, находящихся в пространстве и времени вещей. Разумеется, каждый волен говорить, что ему угодно, даже что слоны летают, а птицы имеют хобот, особенно, если поменять значения слов на противоположные. Но если называть материальными объекты, которые открываются нам через ощущения, как это издавна и делается, а идеальными — объекты, которые мыслятся, то становится совершено понятным, что отрицать существование идеи — значит, говорить сущую бессмыслицу. Ведь это будет то же самое, что утверждать: не существует ничего мыслимого. Если бы это было так, то саму эту фразу никто и никогда не смог бы помыслить и высказать. Здесь уместно вспомнить старый философский анекдот о том, как киник Антисфен пришел к Платону и сказал, что им написан диалог о том, что нет ничего общего, а Платон ему с улыбкой ответил: а как бы ты тогда смог его написать?

Однако скажут: но я же мыслю стол, но при этом стол не становится идеальным, он материален, я могу его увидеть и потрогать. Значит, мыслимое — это материальное, и никаких идей выдумывать не нужно: существует лишь материя, а все остальное — идеалистический бред. Такому наивному «материалисту» можно ответить так: во-первых, «мыслимость стола» еще не доказывает, что все мыслимое материально. Скажем, я мыслю окружность, идеальных геометрических окружностей в природе не существует и видеть их нельзя, это математическая абстракция, и как всякая абстракция она лишь умопостигаема, то есть идеальна. А во-вторых, даже со столом все обстоит не так то просто. Если под столом понимать материальный предмет, то я, строго говоря, не мыслю стол как такой. Я мыслю именно идею стола, его смысл, совокупность общих черт, присущих всем столам. Материя стола — это дерево, которое, действительно, можно потрогать. Но в дереве самом по себе нет ничего от стола. Из дерева состоят и стул, и тумбочка. Выходит, в плане своего материального содержания стол, стул и тумбочка ничем друг от друга не отличаются. Поэтому дерево в столе я, конечно, вижу, но это ничего не дает мне для того, чтобы мыслить стол. Но если стол, стул и тумбочка не отличаются своей материей, то очевидно, они отличаются тем, каким образом или по какому принципу организовано дерево в каждом из них. В стуле организовано по одному принципу, в столе по другому, в тумбочке по третьему. А этот принцип я как раз видеть не могу, но могу мыслить. Это и есть идея, стол вообще, смысл стола. Я захожу в комнату: вижу материальный предмет, мыслю его принцип организации и сопоставляю его с имеющимся у меня понятием «стол». Только после этого я говорю: это стол. Как видим, от идеи нам все равно не уйти. Причем, для этого совсем необязательно быть идеалистом. Утверждать, что в основе всего лежала и лежит материя и что сейчас все состоит только из материи — далеко не одно и то же. Элементарная диалектика требует сказать, что материя, развиваясь, обязана породить свою противоположность или инобытие — идею. Тот же, кто считает, что быть материалистом — значит, утверждать, что ничего кроме чувственно ощутимого мира нет, недостоин даже названия «вульгарный материалист», ведь последний — какой-никакой, а философ, а перед нами человек, просто не поднявшийся до осознания философской проблемы идеального. Что идею существуют — с этим обязан согласиться всякий, кто проведет элементарный философский анализ этой проблемы. А вот по вопросу: как они существуют, конечно возникают разногласия. Одни говорят: вне мира, в сознании Бога, другие — в самом мире, как его принципы и законы, третьи — как формы нашего сознания. Отличие материалиста от идеалиста вовсе не в том, что идеалист признает существование идеального, а материалист — отрицает. Так думают только те, кто учил философию по плохим учебникам (причем, некоторые из них, выучившись, столь же плохие учебники и пишут, все тиражируя и тиражируя глупости и вздор). На самом же деле материалист считает, что идея есть качественно отличное от чувственно-материального бытие, которое возникает на определенном этапе развития материального мира, для идеалиста же, наоборот, материя есть инобытие духа, порожденное самораскрытием этого духа.

3.

Итак, если идея — этот смысл вещи и принцип ее организации, то проблема универсалий, приобретает следующую формулировку: существует ли в реальном, объективном бытии нечто общее, умопостигаемое, сущностное, закономерное или наоборот, объективная реальность набор никак не связанных, непостижимых, единичных нечто, которые нельзя даже рационально описать, а все оформленное, понятное, закономерное — весь этот мир с его пропорциями, законами и смыслами весь целиком в человеческом сознании? Ответ номинализма — осмысленный, оформленный мир существует лишь в человеческом сознании, ответ реализма — он объективно существует. Иначе говоря, номинализм в своем логическом развитии дает субъективистскую философию (вроде философии Юма и Маха или, хоть и с некоторыми оговорками, Канта), реализм — объективистскую (либо материалистическую, согласно которой идеи суть формы всеобщего в самой природе, как считал, например, советский марксист М. Лифшиц, либо идеалистическую, согласно которой они вне природы, как учил Платон). Эти две позиции до сих пор дискутируют. Выходит, спор между номинализмом и реализмом не закончился в средние века, он продолжается и сейчас, но на другом языке и в рамках другой культуры, превратившись в спор об осмысленности и рациональности мира. Одна сторона в этом споре — субъективные идеалисты и иррационалисты, постмодернисты — потомки номиналистов, сводящие идеальное к человеческому сознанию и языку, другая сторона — диалектические идеалисты и диалектические материалисты, которых объединяет уверенность в реальности общего, умопостигаемого, идеального, как его ни называй — Божественные идеи или законы природы. Увы, не все материалисты до сих пор понимают, что платонизм в этом плане — их союзник, а не противник, иначе в написанных ими учебниках по истории средневековой философии было бы поменьше панегириков в адрес номиналистов и поменьше язвительности в адрес старых добрых реалистов.

Р. Р. Вахитов