Сталин — убийца или спаситель крестьянства?

СТАЛИН -

убийца или спаситель крестьянства?


Комический «суд над Сталиным», который недавно предприняло уходящее «оранжевое» политическое руководство Украины, заставляет задуматься о некоторых обще-мировоззренческих вопросах, связанных с нашей советской историей. Разбирать непосредственные причины голода в сельских районах УССР в 1931–1932 г.г. — дело историков (хотя и неспециалисту понятно, что никакого «геноцида против украинского народа», намеренно организованного И. В. Сталиным, не было, хотя бы потому, что Сталин ставил перед собой совсем другую задачу — ускоренную индустриализацию СССР, необходимую для того, что спасти страну от внешнего врага. Это ему вполне удалось и это стало благом для всех народов СССР, в том числе и для украинцев, ведь если бы СССР не обрел индустриальную мощь, он проиграл бы войну с гитлеровской Германий и Украина превратилась бы в «житницу Рейха», ее бы заселили немецкие колонисты и нынешние украинские антисталинисты и в том числе В. Ющенко, родившийся в 1954 году, либо бы вовсе не появились на свет, либо стали бы батраками у немецких латифундистов (несмотря на то, что нацисты из тактических соображений заигрывали с украинскими националистами, их намерения относительно судьбы украинского народа ясны всякому, кто знаком с отношением немецких национал-социалистов к славянам). Но, повторю, это проблема для профессиональных историков, поскольку вопрос: насколько были оправданы реквизиции хлеба и применение насилия против крестьян, нужно в каждом конкретном случае решать отдельно, на основе изучения документов.

Мы обратимся к другому вопросу — к судьбе крестьянства при переходе от аграрного традиционного к модернистскому современному обществу и к программам индустриализации и коллективизации, которые обсуждались в большевистской партии в 1920-е годы. Так уж получилось, что этот вопрос в современной антисоветской литературе приобрел формулировку: уничтожил ли Сталин в результате коллективизации российское крестьянство?


1.

В современной литературе распространена точка зрения, что Сталин в ходе коллективизации уничтожил российское крестьянство (под российским, естественно имеется в виду, крестьянство всего Советского Союза — бывшей Российской империи, то есть и русское, и украинское, и белорусское и т.д.). Наиболее четко она выражена в работах И. В. Шафаревича. Приведем обширную цитату из его лекции «Духовные основы российского кризиса ХХ века», прочитанной 14 марта 2001 года в Сретенском высшем православном монастырском училище, текст которой размещен в Интернете: «партия как раз в это время (1920-е г.г. — Р. В. ) бурлила…. на каждом съезде возникала новая оппозиция … Но если посмотреть на тезисы, которые защищали эти оппозиционеры, то они очень похожи - это на самом деле единая идеология. В основе ее лежит требование усиленной индустриализации за счет деревни. Троцкий назвал ее "сверхиндустриализацией". Была сформулирована такая концепция, что капитализм возник за счет колоний ("первоначальное накопление" по Марксу), а социализм должен строиться, когда место колоний, будет играть деревня. И называлось "социалистическое первоначальное накопление". При этом предполагалось подавление сопротивления деревни. Это формулировалось как усиление борьбы против "кулака"… Эта цельная концепция передавалась от одной оппозиции к другой, из рук в руки. И такое постоянное выдвижение одних и те же по духу требований показывало, что у активной части партии просто не было другой программы…. постепенно часть этой верхушки, включая Сталина, осознала, что это единственная программа, на базе которой можно партию сплотить…

… Коллективизация была полной победой социалистической идеи над деревней. Крестьяне частично погибли физически в ее процессе, частично бежали на стройки, где у человека не спрашивали наличия паспорта, частично набирались туда официально, был такой "спецнабор", а часть осталась в деревне, превратившись в сельскохозяйственных пролетариев…»

Как видим, Шафаревич выдвигает три принципиальных тезиса:

1) партия имела по вопросу индустриализации единую программу, которая просто переходила от одной «оппозиции» к другой. Это программа сверхиндустриализации, которую первоначально сформулировал Л. Д. Троцкий

  1. Сталин производил коллективизацию именно по этой по схеме сверхиндустриализации (при этом в свое время, в 1925 году именно эту концепцию Троцкого Сталин подверг критике как экстремистскую и разрушающую смычку рабочих и крестьян)

  2. Колхозное крестьянство, возникшее в результате коллективизации, не имело ничего общего с прежним русским крестьянством и представляло собой класс безликих сельскохозяйственных пролетариев.

Эти тезисы очень важны. В них выражено отношение к Сталину и коллективизации не только антисоветских «белых патриотов», но и вообще всех современных антисоветчиков, которые обвиняют Сталина и его сторонников в ВКП (б) в ненависти к крестьянству и в его истреблении как «класса». Рассмотрим же эти тезисы.


2.

Не будем подробно останавливаться на первом тезисе этой концепции. Он очевидно ложен и это ясно всякому, кто изучал историю КПСС хотя бы в том объеме, который требовала программа советского вуза, не говоря уже о тех, кто интересовался этим вопросом углубленно и читал работы Бухарина, Сталина, Зиновьева, Каменева, Троцкого, Преображенского и др. посвященные коллективизации. Программу сверхиндустриализации, то есть выкачивания средств, нужных для построения промышленности, из кулачества, действительно, выдвинул Л. Д. Троцкий и его сторонники (точнее Троцкий лишь нашел удобный термин, а саму концепцию развил и доработал Е. А. Преображенский в работе «Основной закон социалистического накопления») в 1925 году. И тогда же она встретила жесткий отпор со стороны Н.И. Бухарина. Н. И. Бухарин возражал в том духе, что нельзя восстанавливать крестьян против городских пролетариев, нужно продолжать НЭП, провозглашенный В. И. Лениным, способствовать экономическим свободам в деревне и даже поддерживать кулака, потому что он «курица, несущая золотые яйца». Для того, чтоб получить средства для индустриализации от деревенского кулака, нужно, чтоб государство создало для него благоприятствующие условия, а не выкачивало из него средства — возражает Бухарин троцкистам. Логика его проста: если из кулака выжимать все средства, то у него исчезнет стимул к экономическому развитию, и тогда уж выжимать будет нечего. Следует дать возможность кулаку и деревне в целом встать на ноги, стать зажиточнее, а затем уж облагать высоким налогом. Отсюда знаменитый лозунг Бухарина: «…всему крестьянству, всем его слоям нужно сказать: обогащайтесь, накапливайте, развивайте свое хозяйство!», который принес ему прозвище «защитника кулачества» среди его оппонентов в партии. Правда, в перспективе, Бухарин все таки выступал за победу в деревни кооперативного коллективного хозяйства, но он считал, что это должно произойти постепенно, естественным образом. Крестьяне, став зажиточными, обеспечат через систему налогов построение сначала легкой, а затем и тяжелой промышленности в городах — предполагал он. Благодаря этому земледелие будет переведено на машинную базу и крестьяне сами смогут убедиться в большей эффективности кооперации и добровольно пойдут в кооперативы. Тогда, дескать, кулак исчезнет как класс сам собой и на селе, как и в городе органически победит социализм. Пока же, до построения промышленности, следует, считал Бухарин, побуждать крестьян к обогащению, причем, все слои, включая и кулачество.

Борьба между правыми и левыми по вопросу коллективизации составляла нерв внутрипартийной борьбы в 1925–1930-е годы. Перед нами совершено разные позиции (противоположность между которыми становится еще более явной, если мы вспомним, что Сталин и Бухарин были сторонниками идеи построения социализма в одной стране, а Троцкий отвергал ее и считал, что социализм в России возможен лишь в случае победы революции в Европе). Мудрено в них увидеть одну единственную, созданную Троцким и переходившую от оппозиции к оппозиции платформу, как изображает дело академик Шафаревич. Причем, академик Шафаревич не может об этом не знать; в отличие от молодых слушателей православного училища, перед которыми он выступал, Шафаревич учился в советские времена и экзамен по истории партии сдавал. Тот факт, что он, называющий себя православным мыслителем, беззастенчиво лжет в лицо православной братии — будущим монахам и священникам — конечно, дело его совести. Поскольку нас моральный облик Шафаревича мало интересует, мы перейдем ко второму его тезису, гораздо более принципиальному для решения вопроса об историческом значении сталинской коллективизации.


3.

Напомним, он гласит, что Сталин воспользовался идеей Троцкого о сверхиндустриализации при проведении компании сплошной коллективизации в СССР. Любопытно, что эта точка зрения, кажется, до сих пор всерьез не подвергалась проверке: противники Сталина и из среды либералов-западников, и из среды «белых патриотов» (к которым принадлежит Шафаревич) удовлетворены ею, потому что она бросает тень на Сталина, объявляя его, во-первых, жестоким тираном, уничтожавшим по своей злой воле целые сословия российского общества, и во-вторых, беспринципным политиканом, берущим на вооружение идеи своих врагов, которых сам же он за эти же самые идеи объявил экстремистами и подверг уголовным преследованиям. Сторонники Сталина также не возражают, что Сталин провел сверхиндустриализацию «по Троцкому», но только благопристойно умалчивают о троцкистском происхождении этой идеи и утверждают, что перед Сталиным не было другого выхода, так как страна нуждалась в форсированной модернизации перед лицом внешней угрозы. Между тем, проверить такие утверждения очень просто: нужно лишь обратиться к трудам самого Л. Д. Троцкого, посвященных теории сверхиндустриализации и анализу сталинской коллективизации, и выяснить: действительно ли Сталин был в вопросах коллективизации «учеником» Троцкого?

Троцкий изложил программу сверхиндустриализации в брошюре «К социализму или капитализму?» (1925), а затем уже в эмиграции в брошюре со сходным названием «К капитализму или социализму?» (1930), его анализ сталинской коллективизации содержится в статье «Экономический авантюризм и его опасности», опубликованной в заграничном «Бюллетене оппозиции» (1930). Кроме того, идеи Троцкого о внутреннем колониализме развил до стройной концепции его последователь Е. А. Преображенский — автор книги «Закон социалистического первоначального накопления» (1925). Достаточно простого знакомства с этими трудами, чтоб понять, что Шафаревич излагает данную теорию Троцкого, мягко говоря, слишком вольно. Не продумайте, что я спешу защищать Троцкого, по-моему, более зловещей фигуры в нашей новейшей истории не было, тем не менее, как бы к нему ни относиться, и тут нужна объективность. Итак, Троцкий, а вслед за ними и Преображенский действительно писали о том, что страны Запада сумели в эпоху Нового времени накопить первоначальный капитал и осуществить индустриализацию за счет выкачивания ресурсов из заморских колоний. Диктатура пролетариата, возникшая на территории бывшей Российской империи, таких заморских колоний не имеет. Но российский рабочий класс, возглавляемый коммунистической партией, окружен огромной, стомиллионной массой крестьянства, которую Троцкий и Преображенский рассматривали в основном — за исключением прослойки батраков - как отсталый и исторически обреченный на исчезновение класс сельских мелких буржуа. Их, по мнению Троцкого и Преображенского, и следовало превратить во «внутреннюю колонию» пролетарского государства. Ухватившись за это неудачное название, Шафаревич (как до него и Бухарин, взгляды которого Шафаревич упорно замалчивает) начинает рассуждать, о том, что большевики (у Бухарина, конечно, троцкисты) относились к собственному крестьянству как европейцы к туземцам заморских колоний, а именно презрительно считали их варварами и недочеловеками и готовы были хоть всех их уничтожить нещадной эксплуатацией. Спорить не буду, многие большевики, и в частности Троцкий со товарищами, действительно, были ярыми западниками, русских считали отсталой полуазиатской нацией, крестьянскую жизнь называли «идиотизмом». Однако из этого никак не следует, что программа свериндустриализации предполагала эксплуатацию крестьянства на манер негров или кули. Перед нами метафора (на что, кстати, уже указывал биограф Бухарина С. Коэн), которую не нужно понимать буквально, иначе выйдет, что Троцкий с Преображенским хотели раздать наркомам латифундии на Тамбовщине, на которых бы трудились под бичами надсмотрщиков русские крестьяне. Отнюдь, Троцкий и Преображенский всего лишь считали, что деревенских жителей (кроме батраков) нужно обложить повышенным налогом, а также закупать у них хлеб по фиксированной, государственной, сознательно заниженной цене, а необходимые им промышленные товары (от лопат и вил до удобрений и тракторов) продавать по такой же фиксированной, но сознательно завышенной государственной цене (это называлось «ножницы цен»). Для кулаков предусматривались также принудительные государственные займы. Это и есть вся «колониальная эксплуатация». При этом все же рекомендовалось не переусердствовать, и оставлять часть излишков крестьянам на пропитание семьи, но на всякий случай левые оппозиционеры призывали быть готовым к государственным репрессиям в случае мятежей. Тоже, конечно, не самое гуманное отношение, но все же никакого уничтожения крестьянства как класса и даже уничтожения кулака как класса Троцкий и Преображенский в 1925 году не планировали. Более того, они, как и Бухарин, были всецело сторонниками ленинского НЭПа, который сам Ленин определял как разрешение капиталистического сектора в экономике под контролем государства. Троцкий и не мог выступать за раскулачивание и раскрестьянивание по той простой причине, что в этом случае ему пришлось бы выступать за сплошную коллективизацию, то есть за замену мелких крестьянских хозяйств, из которых тогда состояла российская деревня, крупными коллективными хозяйствами. Ведь кто-то же должен производить хлеб и кормить город и если не кулаки с середняками, то остаются лишь колхозы. Однако анализ Троцким сталинской коллективизации убедительно показывает, что Троцкий не верил, что в отдельно взятой аграрной стране, без помощи европейской революции, силами одного национального пролетариата и компартии, возможно произвести коллективизацию, то есть переход деревни к социализму в сельском хозяйстве (также, как Троцкий вообще не верил, что без европейской революции можно построить в России социализм).

С этим его отрицанием возможности построения социализма в изолированном СССР связаны и призывы к ускоренной индустриализации («сверхиндустриализации»). В строгом соответствии с Марксом и Лениным Троцкий утверждал, что для построения социализма нужна победа революции в нескольких, прежде всего, промышленно развитых, то есть западноевропейских странах. Таким образом, СССР с его находящейся в развале после гражданской войны промышленностью и более чем стомиллионной «буржуазной» деревней, окруженный враждебными ему капиталистическими державами, по Троцкому, самостоятельно построить у себя социализм не сможет. Для социализма нужен базис — крупная промышленность, которая на Западе создана веками развития капитализма. СССР в 1920-х годах этого базиса был лишен (именно для его создания Ленин и ввел НЭП, рассудив как европоцентрист: если на Западе капитализм привел к индустриализации, пусть он это сделает и в СССР, но под контролем «пролетарского государства»). Троцкий пришел к выводу, что эксплуатация «деревенского капитализма», о есть кулачества и есть такое использование капитализма для создания базиса социализма (иные пути оказались тупиковыми: иностранный капитал не захотел поднимать советскую промышленность, а нэпманы в городах вместо создания фабрик занялись в основном финансовыми махинациями с кредитными средствами и созданием мелких предприятий в сфере услуг).

Но и средств, полученных от эксплуатации деревни, по Троцкому, недостаточно для того чтоб СССР достиг уровня промышленных держав Запада, сделав индустриальными и цивилизованными и город, и деревню. Поэтому Троцкий предлагал сконцентрироваться на построение, прежде всего военной промышленности, закупки вооружений, военных технологий. Конечно, для поддержки крестьянства нужно поставлять в деревню промышленные товары, но их можно и покупать у Запада, а вот пушки и самолеты у СССР должны быть свои. Боеспособная армия и военная промышленность — залог победы СССР в революционной войне и подталкивания европейской пролетарской революции. А уж победивший пролетариат Европы окажет поддержку полуазиатской стране «отсталого социализма», поможет довести до конца индустриализацию и переход сельского хозяйства на современный механизированный уровень. Троцкий откровенно писал: «Еще и еще раз мы решительно отказываемся от задачи построить "в кратчайший срок" национальное социалистическое общество. Коллективизацию, как и индустриализацию мы связываем неразрывной связью с проблемами мировой революции».

Такова была программа Троцкого и его соратников по вопросу индустриализации и по аграрному вопросу. Как видим, никакой коллективизации деревни и никакого раскулачивания Троцкий для СССР 1920-х-1930-х г.г. не предлагал. Коллективизацию он переносил в отдаленное будущее, когда в Европе победит «нормальный», «цивилизованный» социализм, который предсказывал Маркс (или как витиевато выражался Троцкий, когда столица мирового коммунистического движения переместится западнее — из Москвы в Берлин, Париж и Лондон). Только тогда перед российским правительством встанет и задача уничтожения кулака как класса и вообще превращения крестьян в сельских пролетариев.

Поэтому Троцкий и встретил сталинскую коллективизацию и введение на селе колхозов такой ядовитой критикой. Троцкого возмущал не насильственный ее характер, он вообще был противник моральных оценок в политике, да и его равнодушие к множеству жертв слишком известно. Троцкий гневался на то, что коллективизация по Сталину идет впереди индустриализации, и потому она является «неправильной», «ненастоящей» коллективизацией. Окончательная победа коллективизации в деревне по Троцкому есть переход от мелких частных хозяйств к крупным коллективным хозяйствам на базе передовой техники, как он их называл «государственным пшеничным фабрикам». Для социализма нужен материальный базис — неустанно подчеркивает Троцкий и этот базис суть современная машинная техника, использование электричества, современные методы труда, а всего этого в советской деревне конца 1920-х годов, нет. «Из крестьянских сох и крестьянских кляч, хоть и объединенных, нельзя создать крупного сельского хозяйства, как из суммы рыбачьих лодок нельзя сделать парохода» — восклицает Троцкий. Сталинские колхозы он презрительно именовал «сельскими мануфактурами» и предрекал, что поскольку они лишены материального базиса социализма, они обязательно переродятся в капиталистические сельскохозяйственные предприятия. Троцкий ехидно спрашивал: «Будет ли крестьянин, передавший колхозу двух лошадей, иметь право на дополнительную выручку, по сравнению с бывшим батраком, который принес колхозу только две руки?». Троцкий предсказывал, что «мелкобуржуазный характер крестьянина», который в отличие от пролетария не воспитан в духе коллективизма самим процессом машинного производства, возьмет верх, крестьяне якобы будут требовать распределения доходов в зависимости от размера внесенного пая, начнется финансовое расслоение, эксплуатация и под вывеской колхоза возродится «сельский капитализм», кулацкое хозяйство. (Троцкий ошибся в своем прогнозе и эта ошибка показательна; она связана с тем, что он видел в крестьянине мелкого буржуа, игнорируя тягу русского крестьянина к общинности, то есть его фундаментальную антибуржуазность).

Иначе и быть не может, уверял Троцкий, ведь сначала должна пройти индустриализация, а уж потом — коллективизация и никак не наоборот (а в реальности по Троцкому еще сложнее, так как СССР самостоятельно не сможет провести и индустриализацию, то сначала — неполная милитаристская индустриализация, потом — европейская революция, потом — полная индустриализация в городах СССР и уж потом индустриализация советского села, то есть социалистическая коллективизация).

Как видим, взгляды Троцкого на коллективизацию были диаметрально противоположны сталинским. Ведь по Сталину сначала нужно провести коллективизацию села, сломив сопротивление кулаков, создать на селе колхозы и совхозы, затем воспользовавшись средствами, которые государство получит у колхозов, провести ускоренную индустриализацию и тем самым во-первых подготовить СССР к неизбежной войне с Западом, во-вторых обеспечить СССР всеми промышленными товарами, вырвав страну из сетей мировой капиталистической системы и в-третьих подтянуть примитивные технически колхозные хозяйства к современному техническому уровню. План Сталина строился на его неверии в скорую европейскую революцию и на его убеждении, что социалистическое общество нужно строить самим, не надеясь на помощь «красного Запада», в отдельно взятой стране — СССР.

Можно спорить о том, насколько жесток был путь, предлагаемый, Троцким и путь, предлагаемый Сталиным, но отождествлять их и говорить, что Сталин просто перенял троцкистскую идею сверхиндустриализации — это значит, проявлять или вопиющее невежество или вопиющую лживость.


4.

Мы подошли к третьему тезису Шафаревича и современных антисталинистов — что коллективизация уничтожила российское крестьянство, превратив оставшихся деревенских жителей в сельскохозяйственных пролетариев. Шафаревич при этом не оговаривается: кто такие пролетарии, а жаль, поскольку, если б он привел определение пролетария вообще и сельского пролетария в частности, то его утверждение о том, что колхозники — пролетарии сразу бы обнаружило свою абсурдность. Пролетарий отличается от любого другого работника (крестьянина, ремесленника) прежде всего тем, что он лишен своих средств производства (земли, сельскохозяйственного или ремесленного инвентаря, лошади, коровы). Единственная собственность, которой он располагает — это его рабочая сила (или «способность к труду», как называет ее Маркс). Именно ее он и продает капиталисту — другому собственнику, который располагает средствами капиталистического производства — фабриками, мануфактурами, которые в свою очередь, при соединении с рабочей силой, начинают работать и создавать потребительские и меновые стоимости. При этом пролетарий юридически равен капиталисту, так как заключает с ним договор о пользовании средствами производства за заработную плату (нужно ли говорить, что равенство это фиктивное, но все же важное как факт, гарантирующий личную свободу пролетария). Заработная плата эта может быть только в денежной форме, особенность капиталистического способа производства состоит в том, что продукты труда здесь производятся на продажу и рабочий хлебзавода хлеб для своего стола, как и все другие, покупает в магазине. Натуральная форма оплаты здесь невозможна, потому что противоречит самой сути капиталистического производства. Немаловажно также, что пролетарий не может быть привязан к определенному месту, производству, капиталисту, он перемещается из города в город, с производства на производство и его мобильность — важное условие рынка труда. Для этого нужно, чтоб пролетарий был, действительно «свободен», то есть чтоб он перестал быть лишь частью какого-либо традиционного общественного целого — цеха, общины и превратился в предоставленного самому себе индивидуума, социального атома (Маркс замечал, что у пролетария нет даже семьи и эта последняя степень социальной атомизации; патриархальная семья, где есть муж-добытчик, и жена — домохозяйка и воспитательница детей есть элементарная часть более высоких форм общинной организации, пролетарии лишены таких семей, потому что в капиталистическое производство вовлекаются не только мужчины, но и женщины и дети).

Важно также добавить, что пролетариат не может возникнуть, пока не появляются капиталистические методы и средства производства — мануфактуры, фабрики, в которых используются машины.

При разрушении крестьянской общины на селе, сосредоточении земли в руках одних и обезземеливания других, и также при механизации крестьянского труда, на Западе появляются и сельские пролетарии, наряду с сельскими буржуа — фермерами, и это наглядно показала история Англии.

Очевидно, что советские колхозники сталинской эпохи никакими сельскохозяйственными пролетариями не были, так как процесс их труда и их социальное положение не отвечали приведенным критериям. Колхозники не были вполне лишены средств производства, поскольку по уставу сельскохозяйственной артели (колхоза), принятому Вторым съездом колхозников СССР и утвержденному Совнаркомом 17 февраля от 1935 года могли иметь в личной собственности сельскохозяйственный инвентарь, птицу, корову, свиней, коз, кроликов, дом, а также в личном пользовании небольшой участок земли (от ¼ до 1 га). Колхозники получали зарплату не ежемесячно, а в конце года, после уборки урожая и не деньгами, а натуральным продуктом (как правило, зерном) в соответствии с количеством трудодней. Колхозники не обладали личной свободой и не могли по своему желанию передвигаться по стране и наниматься туда, где больше выгоды, напротив, до 1960-х годов колхозники были даже лишены паспортов и обречены были, если им не представится случай уехать в город, всю жизнь прожить в деревне, где родились. Наконец, преувеличивать степень механизированности труда колхозников 1930–1950-х г.г. тоже не стоит: колхозы даже не имели своей техники и использовали трактора машинно-тракторных станций (МТС), обслуживающих сразу несколько колхозов. Труд колхозника оставался во многом ручным и по используемым средствам производства мало отличался от труда дореволюционного крестьянина.

Колхозник, даже перейдя на новый уровень производства и став участником современного крупного, пусть скудно, но механизированного сельскохозяйственного предприятия, все же не превратился в пролетария, а по сути своей остался крестьянином. Это не досужий вымысел, об этом говорят факты. Наличие земли, полученной в личное пользование, сельскохозяйственного инструмента, личного скота уже позволяет говорить о колхознике именно как о крестьянине, так как крестьянин живет сельскохозяйственным трудом, имеет, арендует или получает в пользование землю, которую он обрабатывает инструментом, находящимся в личной собственности и от плодов которой он живет и кормит свое семейство, и наконец, преимущественно, использует ручной труд или силу животных.

Но важно и другое — колхоз вовсе не был государственным предприятием, он был сельскохозяйственной артелью, хотя и лишенной многих прав и свобод и огосударствленной. Такая экономическая форма как артель был издавна известна русскому крестьянству. До революции крестьяне объединялись в артель временно, на период когда они были свободны от сельскохозяйственных работ и должны были подрабатывать промыслом. Артель, как правило, состоявшая из крестьян мужского пола (иногда в артель входила какая-либо из крестьянских жен, которая выполняла функции поварихи), брала какой-либо заказ, выполняла его, а полученный денежный доход делила между членами артели, в зависимости от степени их трудового участия (большую долю получал выборный председатель артели, а также те, кто выполнял самую тяжелую работу). В артели царили отношения взаимопомощи, предполагающие и взаимную обязанность. Артель была одним из наиболее эффективных видов хозяйствования. Интересно, что до революции именно артели часто брались за сложный труд, предполагающий использование машин (так, артели работали на заводах и фабриках), тогда как крестьяне-общинники обходились ручным трудом и использованием силы животных.

Колхоз стал постоянной сельскохозяйственной артелью, точно также получающей заказ, выполняющей его на основе совместного труда, практикующей взаимопомощь и делящей доход в зависимости от степени трудового участия. Колхоз по упоминавшемуся уставу сельскохозяйственной артели, создавал неприкасаемый фонд семенного и кормового зерна, обязан был заботься об инвалидах, сиротах, стариках, сам выбирал себе председателя и на общем собрании принимал решения, касающиеся трудового процесса. Конечно, трудно отрицать, что колхоз все же был деформированной артелью, так как добровольность вступления в него, выборность председателя, самостоятельность в хозяйственных вопросах часто были номинальными, в действительности все важные решения принимали органы государства и партии. Кроме того, колхоз в отличие от артели был лишен религиозного начала, ведь традиционная артель была еще и религиозным братством, артельщики почитали святого, который покровительствовал данному ремеслу, при вступлении в артель целовали его икону, давали перед ней клятву и т.д. Но даже в таком деформированном, обмирщенном виде колхоз оставался одной из форм общинного хозяйства, столь характерных именно для русского крестьянства. Причем, это была, видимо, единственная форма, которую возможно было перевести на другой уровень — сельского хозяйства индустриальной цивилизации. Привычная русским крестьянам поземельная община для этого не годилась, так как она предполагала раздел земли на множество маленьких участков и ведения на них хозяйства отдельными семьями и кустарными средствами. Постоянная же сельскохозяйственная артель позволяла объединять земельные участки и обрабатывать их техникой (тем более, как мы уже отмечали, артельный труд всегда был более сложен и «механизирован»).

Конечно, мы далеки от мысли, что сталинское руководство сознательно и целенаправленно внедряло в жизнь модель, совмещающую сельскохозяйственную артель и личное семейное хозяйства. Подобные проекты разрабатывались в XIX веке славянофилами и народниками, которые мечтали о приобщении русской деревни к индустриальному труду с сохранением начал общинности, большевики же всегда смотрели на такие проекты скептически в силу европоцентричности марксистской парадигмы. Сталинское руководство действовало методом проб и ошибок (вспомним, что сначала в качестве модели колхоза был предложен кибуц, где обобществлялось все, вплоть до жилья, но эта модель вызвала резкое отторжение у крестьян) и стремилось, во-первых, обеспечить города с их строящейся промышленностью хлебом, и во-вторых не вызвать при этом новую гражданскую войну — между деревней и городом. Действовало это руководство не только грубой силой, как сейчас принято считать, но и с учетом особенностей российского крестьянства, в частности, его склонности к общинности и артельности, поэтому и остановилось в конце концов на модели колхоза как постоянной сельскохозяйственной артели.

Итак, Сталин не погубил российское крестьянство, а наоборот, спас его (хотя если быть уж совсем честным, цели такой он перед собой не ставил, поскольку стремился к модернизации страны, а не к сохранению крестьянина как культурного типа). Крестьянство в его традиционном виде в России было обречено, как и в любой другой стране, вставшей на путь модернизации. Но если в странах Запада расплатой за модернизацию стало фактическое исчезновение крестьянства, маргинализация и пролетаризация жителей села, то в советской России удалось провести модернизацию, сохранив крестьянство в новом специфическом виде колхозного крестьянства. Причем, из трех программ по аграрному вопросу — троцкистской, бухаринской и сталинской именно сталинская и обеспечивала сохранение крестьянства как особой социально-культурной группы. В случае реализации планов Троцкого крестьянство было обречено на гибель от городских карателей и западных интервентов, неизбежных при реализации авантюры революционной войны с Европой. План же Бухарина, грозящий перерастанием НЭПа в реставрацию капитализма, тоже ничего хорошего крестьянству не предвещал — как капитализм губит крестьянство, тогдашние сельчане знали по примеру столыпинских реформ, а мы знаем по реформам гайдаро-чубайсовским. Сталин и здесь выступил как прагматик, государственно мыслящий правитель, не желающий хаоса, в который погрузило бы Россию уничтожение самой многочисленной тогда социальной группы — крестьянства.

Истинным убийцей крестьянства стал Б. Н. Ельцин, выпустивший указ об уничтожении колхозов, против которых еще в перестройку была осуществлена пропагандистская компания, представившая их как нерентабельную, «неправильную», «тоталитарную» форму хозяйства в противоположность «цивилизованному» фермерскому хозяйствованию. Однако слой зажиточных фермеров, кормящих всю страну, так и не сложился, деревня без колхозов погрузилась в деградацию и вымирание. Довершил же все закон преемника Б. Н. Ельцина — В. В. Путина, разрешивший куплю-продажу земли, результатом чего стали многочисленные рейдерские захваты бывшей колхозной земли городскими бизнес-структурами.

Такова реальность, а не идеологические фантомы.


Р. Р. Вахитов, кандидат философских наук, г. Уфа