Рустем Вахитов — В поисках Матрицы

1.

Фильм «Матрица» сразу же после своего выхода на экраны получил название культового. Впечатляющие компьютерные спецэффекты, захватывающие драки, и вдобавок к этому метафизический подтекст обрекли его на успех и у прыщавых, не блещущих интеллектом агрессивных тинейджеров, чьи кумиры — Сталоне и Шварцнеггер, и у очкариков-интеллигентов, ахающих и многозначительно хмыкающих от лент Антониони и Бунюэля. Редкий случай, когда на блокбастер отзываются лучшие философские умы сегодняшней Европы — Бодрийар и Жижек, когда про фильм, по кассовому сбору не уступающий «Терминаторам», пишут солидные интеллектуальные издания.

Закономерно предположить, что «Матрица» — независимо от того, что хотели сказать ее создатели — «попала в резонанс» с некими важными тенденциями в общественном сознании Запада и, шире говоря, всего мира глобального капитализма (который, к счастью, вопреки названию, пока что не вполне глобальный). И «Матрица» не просто уловила эту тенденцию, но и художественно ее выразила, используя для этого язык, наиболее понятный современному массовому человеку, язык масс-культа. Что же это за тенденция? Что такое слишком сокровенное выговаривает «Матрица» за «безъязыкую улицу» современного Мирового Города, которой было «нечем кричать и разговаривать», пока не появились братья Вачовски? Что означает Матрица как художественный символ, иначе говоря, на что в жизни она указывает? Что такое Матрица?

2.

Реакция на фильм большинства постмодернистски и либерально настроенных интеллектуалов — от Нью-Йорка до Владивостока — однозначна. Если выразить ее, пользуясь цитатами из Деррида, то она будет звучать: все есть Матрица. Людям современного буржуазного города, цивилизации потребления, цивилизации телевизоров и Интернета, заманчиво считать, что все существующее — один сплошной гипертекст, который не имеет логического центра — не лого-фаллоцентричный дискурс. Это предоставляет подобным людям уникальную возможность со всем соглашаться, все критиковать, и надсмехаться над «отсталыми» особями, застрявшими в модернистской и даже домодернистской ментальности, и верящими в некие «ценности» — в Истину, в Добро, в Красоту… Правда, эти постмодернисты остаются таковыми до поры до времени — пока в их квартале не отключат свет и тепло, или в небоскреб напротив не врежется самолет, вот тогда они вдруг позабудут о многополярном дискурсе и завопят о войне цивилизаций, о азиатском варварстве, и о уродливом мафиозном капитализме…

Забавно, что те, кто увидели в фильме «Матрица» проповедь иллюзорности всего бытия, поняли фильм с точностью до наоборот, или, вернее, увидели в нем то, что они хотели увидеть, эти беглецы от реальности, пытающиеся внушить себе и другим, что и никакой реальности не существует и что есть одно лишь бегство. Что же касается идеологии самой «Матрицы», то она совершенно иная — Матрица есть компьютерная иллюзия, копирующая наш, человеческий мир, и созданная восставшими машинами для того, чтобы держать людей в рабстве, превратить их в бездвижные, безгласные источники энергии. Реальность же существует — иначе, откуда бы нам знать, что Матрица — иллюзия, если бы не было настоящей, неиллюзорной реальности? И пафос фильма как раз в том и состоит, что нужно избавиться от иллюзии-Матрицы и вернуться к действительности, как бы груба, горька, зла она ни была. В Матрице все хорошо, есть работа, друзья, развлечения, мирное небо, в действительности идет война между горсткой повстанцев — людей и миром машин, поработивших все остальное человечество. Но эта война и есть реальность и Нео, Морфиус, Тринити и их друзья выбирают реальность — такую, какая она есть (за исключением коллаборациониста Цифера, который и есть символ нашего неолиберала-постмодерниста, стремящегося в Матрицу, и который в фильме очень плохо кончил).

Итак, вернемся к вопросу, который был задан в начале: что же такое Матрица?

2.

Марксистская критика здесь оказалась проницательнее, чем неолиберальная и постмодернистская (и это показывает истинную цены высокомерного отношения к марксизму иных нынешних «продвинутых интеллектуалов»). В самых разных выступлениях современных «левых» и марксистов — от статей рафинированного структуралистского югославского мыслителя Жижека до публикаций в газетах русских коммунистов прослеживается одна и та же мысль — Матрица символизирует не что иное как саму западную масс-культуру, при помощи которой кучка капиталистов — глобальное правительство, финансовая закулиса, манипулирует людьми во всех странах, куда простирается влияние Запада. К этой мысли марксистская философия шла уже давно. Антонио Грамши разработал теорию Гегемонии — особого идеологического влияния буржуазной интеллигенции на людей труда, в результате которого они существующий порядок начинают воспринимать как естественный и нормальный. Ролан Барт называл эту гегемонию современной мифологией и определял ее как Псевдо-фюзис, псевдоприроду. Герберт Маркузе писал о Системе — социальном механизме, который нейтрализует революционную энергию угнетенных слоев, делает капитализм «обществом без оппозиции». Наконец, Ги Эрнест Дебор скрупулезно развил идею Общества Спектакля — виртуальной псевдореальности масс-культа, который заменяет людям действительность, выбивает из их голов «нелояльные мысли», лишает их способности к социальному творчеству, к генерированию Ситуаций. Таким образом, Матрица лишь современный, художественный синоним уже укоренившихся марксистских терминов Гегемония, Псевдофюзис, Система, Спектакль. В этом свете фильм «Матрица» предстает как повествование о борьбе с глобальным капитализмом, которая начинается с разоблачения идеологии западного масс-культа, зомбирующей миллионы людей (ирония ситуации в том, что разоблачение это производится средствами самого мас-культа, на что сразу же указал Бодрийар (смотрите его интервью в 18 номере «Философской газеты»), однако тут нет принципиального противоречия: разве Морфиусу и его соратникам не приходилось входить в Матрицу, превращаться в персонажей Матрицы, чтобы бороться с ней самой, с ее агентами, с ее влиянием?). И образы фильма наполняются при этом особым политическим смыслом.

Каждый день миллионы обывателей по всему миру сидят как прикованные часами перед экранами телевизоров, воображая себя суперагентами, рекламными красотками, терминаторами и «просто мариями», витая в лабиринтах многоканальной телевизионной «реальности». А затем идут на корпорации — для того, чтобы создавать капиталы крупной буржуазии — ослепительно улыбающимся, с иголочки одетым полулюдям-полукиборгам, весь смысл существования которых — осуществление программы накопления… Или идут на избирательные участки — опять же по телезову — голосовать за ставленников Матрицы — бесконечных Путиных и Шредеров, Гавелов и Бушей — марионеток из мира Матрицы, за которыми стоят те же буржуа-киборги закулисы. Но люди об этом не думают, ведь в псевдореальности, в телеспектакле, которым они живут эти капиталисты предстают исключительно добрыми дядюшками, занимающимися благотворительностью, а политики — как радетели за счастье народное. Поэтому люди отдают свою энергию, свой труд, свои голоса, и снова присасываются к источнику виртуальной «действительности»… Это и есть 22 век «Матрицы», царство машин, где люди — жертвы машин, проводящие свою жизнь в колбах с биораствором и служащие источниками энергии, а в грезах своих, спрограммированных компьютером, живущие «полноценной реальностью», как бы сошедшей с рекламных буклетов ХХ века… Есть в нашем мире и горстки повстанцев, освободившихся от телегипноза — коммунистов, анархистов, антиглобалистов, традиционалистов, фундаменталистов, они освобождают кого могут, они ведут неравную борьбу с машинами и агентами Буржуазного Спектакля-Матрицы, они скрываются в своих немногочисленных Сионах в глубине земли, постоянно подвергающихся атакам. Мы живем на развалинах Сиона под названием СССР. Правда, нас убеждают, что и сейчас у нас существует «свободная, великая, демократическая Россия», но это не более чем Матрица. Матрица распространяется по всему земному шару, миллионы человекоподобных машин с клеймами «маде ин ЮСА» роют тоннели и ищут, ищут повстанцев, найдя же открывают огонь. Недавно пал Сион под названием Ирак, почти все жители успешно подключены к Матрице. На очереди Сион по названием Иран, Сион под названием Корея, Сион под названием Куба. Но тут и там, даже в самом сердце Матрицы — Запада вспыхивают очаги Сопротивления. Буржуазная машинерия, безусловно, сильна, но борьба еще не закончена…

Таковы выводы марксистской, и, шире говоря, антибуржуазной критики. Любопытно, что они подтверждаются и некоторыми проницательными критиками из буржуазного лагеря, что еще раз показывает большую долю правоты в вышесказанном. Возьмем к примеру статью «Голливудская улыбка террора» Игоря Джадана («Русский журнал», 5 августа 2003 года). Он прямо указывает, что «Матрица» воспроизводит видение международной ситуации «террористами». Понятно, что «террористом» для защитника американского порядка Джадана (который по сути представляет собой агента Смита от журналистики, точнее, одного из миллионов подобных агентов Смитов) являются любой, кто выступает против американизма каким бы то ни было способом. В террористы Джадан-Смит записывает не только бен Ладена, но и иракских солдат и повстанцев, воевавших и воюющих против американских оккупантов, пришедших на их Родину, и даже философа Бодрийара, доверившись его эпатажному самоопределению и даже не пытаясь осмыслить адекватность оного. Все положительные герои фильма «Матрица» не кто иные как террористы, по мысли Джадана-Смита, и поэтому … можно подумать и о том, чтобы фильм «Матрица» запретить (правда, Джадан-Смит сомневается в действенности этого, но само его заявление о том, что вопрос о запрете «Матрицы» неоднозначен, предполагает и положительное его решение).

Впрочем, мы можем быть благодарны Джадану-Смиту за то, что открыто указывает на рассыпанные в «Матрице» свидетельства того, что создатели фильма вполне сознательно облекали этот революционный смысл в художественную форму. Не случайно ведь названия кораблей повстанцев из Сиона совпадают с названиями дивизий Республиканской Гвардии Саддама Хусейна — «Навуходоносор», «Вавилон»…

3.

Но есть у «Матрицы» и еще один смысловой уровень, который можно было бы обозначить как традиционалистский. С древности известна мысль о полуиллюзорности окружающего нас материального мира, который большинство людей нашего времени считают единственно реальным. Индуистские и буддистские философские школы называют его «майей», мороком, обманом и утверждают, что вся его «реальность» зиждется на нашем неведении о другой, высшей действительности. Платон в 7 книге диалога «Государство» сравнивает нас с закованными в кандалы узниками пещеры, которые никогда не видели солнца и мира и принимают за действительные предметы тени на стене. Под пещерой Платон имеет в виду, как явствует из дальнейших рассуждений его Сократа, космос, под тенями — материальные вещи, под предметами, которые эти тени отбрасывают, и под внешним миром — духовные сущности, под солнцем — Божество.

Идея иллюзорности природы была распространена среди христиан-гностиков, которые объявляли материю злом, а материальный мир — творением злого, низшего бога-демиурга (отождествляя его с ветхозаветным Богом и противопоставляя Христу). Ортодоксальное христианство отвергло эту крайность, но и в нем окружающий нас мир признается обладающим низшим онтологическим статусом, по сути не совсем бытийным, реальным по сравнению с сверхреальностью Божества (разумеется, речь тут идет о падшем, испорченном грехопадением, не преображенном, и не слившимся с Божеством мире).

Нечто подобное мы видим и в исламской философии. Ее виднейшие представители — и Авиценна, и Аль Фараби воспринимают неоплатоническую доктрину эманации, которая прямо утверждает убывание бытия по мере продвижения от Божества вниз к природному миру. Что же касается исламского мистицизма — суфизма, то в самих его основаниях наличествует радикальное продолжение главного исламского догмата «таухид» (единобожие) вплоть до утверждения реальности одного только Бога. «Солнце освещает тысячи дворов, но уберите стены, и вы увидите, что Свет един» — говорит поэт-суфий Джелаледдин Руми.

Оправдано предположение, что братьями Вачовски осознавался и традиционалистский, метафизический смысловой уровень фильма. В критике уже отмечались и религиозные аллюзии фильма. Освободитель Нео и его друзей носит имя Морфиус или Морфей — бог сна, который властен и над пробуждением от сна длиною в жизнь в Матрице. Морфиус говорит Нео о некоем человеке, что первый начал освобождать людей от чар Матрицы и сообщает: что человек этот должен вернуться в момент кульминации войны машин и людей. Легко догадаться, что Нео и есть этот Мессия. Далее, Персефона — супруга властителя ада в греческой мифологии помогает Нео и друзьям найти Мастера Ключей — программу, которая приводит их к головному компьютеру. А властитель и создатель Матрицы представляется Нео как Главный Архитектор, и здесь явное указание на масонский, «строительный символизм».

Но если это так и Матрицу следует понимать как метафору низшего материального мира, то что же имеется в виду под освобождением от Матрицы и переходом в стан восставших? Очевидно, что не физическая смерть — абсурдность такого предположения вытекает хотя бы из того, что значительная часть жизни повстанцев, освободившихся от пут Матрицы, проходит в ней же — физически они находятся в своих кораблях, в креслах, ментально — в Матрице в борьбе с ее агентами и стражами. Решить эту загадку несложно, стоит лишь вспомнить: как изображается в фильме физическая жизнь людей эпохи Матрицы и освобождение из нее Нео. Кадры с колбами, наполненными жидкостью, где плавают голые люди с подключенными к телу контактами и кислородным шлангом у рта, не оставляют сомнений — перед нами метафора эмбрионов. Освобождение Нео начинается с того, что он выныривает из колбы и отрывает кислородный шланг и контакты — пуповину, связывающую его со злой матерью-машиной (об этом, кстати, уже писала «Философская газета» в рецензии на первую «Матрицу»). Итак, Нео при помощи Морфиуса заново родился.

А в системе символов Традиции соответствует второму, истинному рождению не что иное как инициация. Смысл инициации в том, что она преображает человека, делает его другой личностью, открывает ему правду о существовании других, более высоких планов бытия и позволяет прикоснуться к ним еще при этой посюсторонней жизни. Поэтому инициация всегда несет в себе символику смерти (в случае Св. Крещения, например, это возвращение в первоматерию-воду) и нового рождения, вследствие чего инициированному дается новое имя. Собственно, древнеиндийская традиция так и именовала инициированных — дважды рожденные. Любопытно, что во время схватки с агентом Смитом уже после своего освобождения, Нео на обращение к нему: «мистер Андерсон» отвечает: «меня зовут Нео». Все произошло диаметрально противоположно тому, как предрекал Смит при первой встрече с Нео, он сказал: у программиста Андресона будущее есть, у хакера Нео — нет, в действительности, персонаж Матрицы Томас Андерсон исчез навсегда, уступив место борцу Сопротивления, чудотворцу Нео. Не менее любопытно вспомнить, что во второй «Матрице» для того, чтобы подняться к Главному Компьютеру, Нео и его друзьям приходится спуститься в ад, к Персефоне и ее мужу, далее — выдержать схватку с адскими слугами — вампирами и оборотнями — тоже вполне инициатический сюжет.

Итак, Матрица есть низшая, земная, искаженная злом Природа, повстанцы — Посвященные, которые прикоснулись к иному, высшему бытию, и которые желают спасти всех остальных. Для этого они входят в Матрицу, внешне не отличаясь от ее персонажей, но при этом они уже частично свободны от ее законов. Им противостоит злая сила, во-первых, изображенная как машинный разум, что безусловно может означать лишь одно — мертвенность, противоположность жизни, организму и, во-вторых, обозначенная масонской символикой, что, вероятно, есть отсылка к антитрадиционно либеральному проекту масонства, нашедшему свое воплощение в западных антифеодальных революциях и в порожденных ими демократических режимах. Осталось лишь отметить, что традиционалистский смысл тут принципиально не противоречит антибуржуазному, «левому», но только углубляет его. Матрица-маскультура является врагом и для традиционалиста, она ведь не более чем тень теней, ложь в квадрате, она уводит далее всего от истины и от бытия. Но и сама по себе Природа лишь символ, лишь отображение реальности, но не реальность (поэтому, кстати, Природа- Матрица не сам враг, Матрица лишь инструмент, который машины используют для эксплуатации и духовного убийства людей, а повстанцы используют для освобождения людей). Реальность же выше Природы. И противостоят повстанцам не только киборги-буржуа (хотя на физическом плане и они тоже), а еще менее реальные, но от этого не менее зловредные силы инферно. И Сион — это не только град восставших, но и град посвященных, уже прошедших через смерть и второе рождение и потому бессмертных (именно поэтому «Архитектор» не может уничтожить Сион и обязан воспроизводить его в каждой новой аватаре Матрицы, а вовсе не из хитрых политтехнологичеких соображений). Победа Добра над злом предрешена, потому что есть не только «Архитектор», но и Творец, который не лжет. Но за эту победу нужно бороться.

Рустем Вахитов