Р. Г. Назиров
Славянские легенды о зиждителях городов

I

Наше рассмотрение необходимо предварить этноисторическим введением.

Этногенез славян — огромный комплекс проблем, который трудно даже затронуть в рамках предлагаемой статьи. Однако некоторые принципиальные позиции я должен здесь обозначить. Прежде всего отметим, что утверждение о выделении славян за тысячу лет до н.э. не имеет научных оснований и что отождествление древних венедов со славянами произвольно. Выделению славян предшествовала балто-славянская языковая общность. Очагом формирования славянской расы можно считать бассейны Вислы и Одры в их нижнем течении. Автохтонами Восточноевропейской равнины были угро-финские племена. Между ними и германцами выделилось славянство; восточными его соседями по берегу Балтийского моря были племена летто-литовской группы. Литовский Пиркунас и славянский Перун — бог-громовник, общий для литовцев и славян.

Судя по некоторым сведениям византийских дипломатов, в состав пестрой орды царя Аттилы входили, наряду с прочими, и славяне; один из греческих послов застал в ставке Аттилы похороны знатного гунна, после которых состоялся поминальный пир, и он назывался «страва». Слово это чисто славянское, достаточно сравнить с русским «трава» (корм для скота), «отрава» (вредная пища), польским trawienie (пищеварение) и т.п. Между тем, гунны -это прототюрки, и для их языка слово «страва» — чужеродное, заимствованное.

После внезапной смерти Аттилы в 453 году произошел быстрый распад его эфемерной державы; часть гуннов бежала на восток, другая растворилась в коренном населении Восточной Европы. Аланы, входившие в состав орд Аттилы, осели на Северном Кавказе; их потомки ныне называются осетинами. Тогда же начался славянский демографический взрыв; на прародине славян образовалось относительное перенаселение. Уже в VI веке славяне (склавины и анты) угрожают Византийской империи, нарушают ее границы; византийские историки оставили подробные описания этих светловолосых гигантов, дерзких и воинственных; это были сильные воины.

С конца VI века начинается славянское расселение, первые прорывы на Балканы. Сначала это расселение направлялось в основном на юг, так как в западном направлении славяне сталкивались с германцами, вели с ними долгие войны и местами продвинулись в бассейн Лабы (Эльбы). Славянское расселение на восток началось несколько позднее и шло по двум направлениям: вдоль южных берегов Балтийского моря (водным путем) и на Средний Днепр (по суше). В VII веке произошло массовое заселение славянами Балканского полуострова — вплоть до Пелопоннеса. Отдельные славянские племена проникли даже в Малую Азию, где были частью истреблены, а частью ассимилированы. Около 820 года в Византии разразилось грандиозное восстание Фомы Славянина, который при поддержке арабов и народов Кавказа даже осаждал Константинополь, но потерпел поражение, был схвачен и казнен. В Малой Азии славяне исчезли.

Первая славянская сверхдержава сложилась в IX веке — это Великая Моравия; в ее состав входили Моравия, Чехия, Словакия, Лужицы, Малая Польша и часть Паннонии. Уже эти географические данные свидетельствуют о древнем государственном общежитии поляков (их южных племен) и чехов. Очевидно, чехи пришли в регион с севера. В том же IX веке зарождается и восточнославянская государственность с центрами в Старой Ладоге, Новгороде и Киеве; тамошние князья начали нанимать на военную службу дружины варягов (норвежских викингов), которые объединялись понятием «русь», превратившимся впоследствии в этноним восточных славян.

Проблема эта сложна сама по себе, да еще запутана домыслами ложного патриотизма.

Не пытаясь ее решить, напомним только, что этническим ядром Киевской Руси было племя полян (жителей полей), которые долго боролись с древлянами (лесными жителями). Драматизм этой борьбы отразился в «Повести временных лет». Между тем, Polanie (поляне) — это древнее самоназвание центральной этнической группы Польши; с образованием польского народа оно распространилось на все племена, вошедшие в его состав. Согласно польским хроникам, даже в битве при Грюнвальде (1410) польские воины пели: «Hej, Polanie, z Bogiem na nie!» — т.е. еще называли себя полянами. Само имя Polska (Польша) — это субстантивированное прилагательное; сначала было словосочетание Роlsка ziemia — земля полей. Исходя из этого и некоторых других данных, позволительно предположить, что Киевская Русь и Польша имели общую предысторию. В языческую эру поляне Вислы и поляне Днепра составляли единый племенной союз.

С другой стороны, предки поляков и предки чехов приблизительно до X века говорили на одном языке. Таким образом, в начале славянского расселения отдаленные предки чехов, поляков и русских характеризовались особой близостью внутри славянского мира. Данные лингвистики подтверждают это: древнерусский, древнепольский и древнечешский языки гораздо ближе друг к другу, чем к южнославянским языкам. Древнеболгарский (старославянский) язык никогда не был так внятен киевлянам, как чешский или польский. Чехи, поляки и киевские славяне — довольно близкие родственники.

Это введение необходимо для того, чтобы осознать возможность древних мифологических связей в архаических культурах славян Севера. Наше внимание невольно притягивают три легенды, между которыми, как мне представляется, существует нечто общее: это легенды о зиждителях великих городов, центров древнеславянских стран.

II

Козьма Пражский в своей латинской «Хронике чехов» (1125), в книге I, главах 8–12, приводит генеалогическую легенду

Пржемысловичей — первой королевской династии Чехии. Этаулегенда основана на древнечешских сказаниях о Либуше.                   

Либуша — младшая из трех дочерей Крока, обладавшая великой мудростью и даром предсказания. По смерти Крока древние чехи выбрали ее в правительницы, и она, поселившись в отчем Вышеграде (исконно святое место, ныне — часть Праги), долгое время мудро правила своим народом, оставаясь девицей. Она предсказала будущее чешского народа.

Во время судебного разбирательства спора между двумя братьями один из них, проиграв дело, оскорбил Либушу, заявив во всеуслышание, что горе мужам, когда ими управляет женщина. Либуша потребовала, чтобы народ дал ей мужа, который мог бы править железной рукой. Народ попросил ее выбрать себе мужа, обещая признать его своим владыкой.

Либуша выбрала простого пахаря — Пржемысла Стадицкого. По ее рекомендации он был избран первым чешским князем, а затем женился на Либуше и совместно с ней установил первые чешские законы. Вместе с мужем Либуша построила на горе среди густого леса новый замок — Пражский град; тем самым они основали Прагу. От Пржемысла и Либуши пошли Пржемысловичи — первая чешская династия.

В этой генеалогической легенде легко вычленяется мифологическое зерно. Это образ мудрой девы, младшей дочери патриарха (имя «Крок» весьма существенно). В связи с древним ’ обычаем юниората (наследования через младших детей) в мифах и сказках разных народов младший ребенок нередко оказывается главным героем, изображается как самый умный, храбрый и удачливый.

В легенде о Либуше исходный миф уже сильно разрушен и стерт. Большее представление об архаических истоках легенды дает ее польский вариант.

Согласно польским преданиям, славный город Краков назван по имени его основателя. Это Крак, генеалогический герой; в латинских пересказах предания он назван Cracus. Именно он убил дракона, жившего в пещере горы Вавель; этот дракон (smok wawelski) пожирал скот и людей. Крак бросил дракону на съедение барана, наполненного зажженной серой; дракон сожрал приманку и,

палимый огнем изнутри, стал пить воду из Вислы. Он пил, покуда не лопнул Благодарный народ провозгласил Крака королем, и он построил замок на горе Вавель, ставший ядром города Кракова. Название этого города было притяжательным прилагательным: Краков — город Крака.

Крак погиб в борьбе со своими братьями. От него остались два сына, но один из них убил другого и был изгнан, навсегда покинул родину: это мотив братоубийства, реликт близнечного мифа, имевшего всемирное распространение (Каин и Авель, Ромул и Рем). — После этого народ призвал на правление прекрасную и добрую Ванду, дочь Крака. По некоторым версиям, именно Ванда основала Краков.

Немецкий князь Ридигер воспылал страстью к Ванде; он попытался богатыми дарами и просьбами склонить ее к замужеству. Но молодая краковская королева ответила немецким послам решительным отказом. Оскорбленный Ридигер снарядил поход против Ванды. Она с войском вышла ему навстречу, дав обет богам в благодарность за победу принести себя в жертву. Заметим, именно богам, а не Богу, ибо предание возникло до крещения Польши.

При виде сияющей королевы-девственницы немецкие воины обратились в бегство. Не перенеся позора, Ридигер бросился на свой меч и умер, проклиная своих соотечественников за то, что они поддались женским чарам.

Во исполнение своего обета Ванда кинулась в Вислу и утонула. Тело ее нашли и похоронили близ берега Вислы, а над нею был насыпан высокий курган, который поныне называется «Могилой Ванды»; неподалеку находится другой такой же холм — «Могила Крака». Эта легенда зафиксирована «Великопольской хроникой» и остается одним из самых популярных преданий польского народа (как и легенда о Либуше у чехов).

В отличие от Либуши, Ванда умерла Девственницей: Древние языческие религии особо почитали девственность — даже не девственность вообще, а целомудрие жриц (например, весталок). Языческая жрица была посвящена богу и не могла вступить в брак, во всяком случае во время своего жреческого служения (у весталок -тридцать лет). Героиня славянского мифа — мудрая дева. Может быть, чешская генеалогическая легенда Пржемысловичей была лишь

приращением к мифу о мудрой деве, основавшей Прагу. Отметим также, что имя польского змееборца Крака похоже на имя Крока, отца Либуши.

Может быть, Крок и Крак — варианты одного и того, же мифического персонажа, героя-змееборца; честь основания города с ним разделяет дочь, мудрая дева-правительница. К имени Крака мы еще вернемся. Здесь же отметим, что наиболее высокая часть Судетских гор по-чешски называется Крконоше, а по-польски Карконоше; на русский обычно переводится как «Исполинские горы». Корень «Крк» (Крак) напоминает мифическое имя Крок (Крак).

Стоит также провести античную паралллель — напомнить о девственной богине мудрости у древних греков: это Афина Партенос (т.е. Девственница), она же Афина Промахос (Воительница). Она считалась покровительницей города, поныне носящего ее имя. Сегодня это столица Греции; в античную эру он был центром греческой культуры. На зооморфное происхождение образа Афины указывают ее атрибуты — сова и змея. Гомер называет Афину «совоокой» (глаукопис), а в одном из орфических гимнов она названа «пестровидной змеей». На некоторых изображениях (живопись на вазах, статуи) шлем Афины имеет вид ворона. Запомним эту деталь.

III

«Повесть временных лет» содержит легенду об основании Киева —  правда; довольно лапидарную и, очевидно, сильно разрушенную. Ее изучали многие, но особенно известна работа Н. Я. Марра, а в наше время — труды В. В. Иванова и В. Н. Топорова¹.

Согласно летописному преданию, родоначальниками днепровских полян были три брата — Кий, Щек и Хорыв. Каждый из них основал поселение на одном из трех киевских холмов. Поселение Кия называлось «Киев град», и великий город, возникший путем слияния трех поселений, носит имя Киев.

У братьев была сестра по имени Лыбедь. В. В. Иванов и В. Н. Топоров предполагают, что имя Лыбедь связано с корнем «лыб» (лъб —  лоб, чело, верх). Они предлагают сравнение с названием холма Девичь-гора над рекою Лыбедь под Киевом.

Удивительные совпадения: в заповеднике Дикая Шарка близ Праги есть скала, которая поныне называется Девичий скок; в Польше Могила Ванды, которая утопилась в Висле; над рекою Лыбедь — холм Девичь-гора. Надо помнить, что в глубокой архаике богам особо чтимых рек ежегодно платили дань живыми девушками (выдавали их замуж за речного бога), а еще — распространенный мотив в мифах о змееборцах есть избавление девушки, обреченной в жертву чудовищу. Змееборство в архаике символизировало очищение земли от хтонических чудовищ, покорение земли; в позднейшую эпоху оно отразило отмену человеческих жертвоприношений, спасение девушки (характерно, что прежний речной или морской бог стал мыслиться как чудовище: см. миф о Персее).

Предположительная этимология имени Лыбедь у В. В. Иванова и В. Н. Топорова может быть дополнена еще одним соображением: это имя, подчеркивающее высокий лоб девушки, не содержит ли намека на ее мудрость? По сей день известна русская физиогномическая примета, когда о высоколобом, лысеющем человеке говорят: «Бог ему ума прибавил». Думается, Лыбедь тоже принадлежит к мудрым девам, отразившим праславянский матриархат. И последнее соображение: имя Лыбедь в плане звучания этимологически родственно имени Либуша. Корни «лыб» и «либ» почти тождественны.

В. В. Иванову и В. Н. Топорову принадлежит прямое сближение мифических образов Кия и Крака: «Как и Кий, Крак может рассматриваться как продолжение образа змееборца в т.н. основном мифе славянской мифологии»². Исследователи допускают, что имя «Кий» происходит от «куй», обозначения божественного кузнеца, соратника громовержца в его поединке со змеем ( в ряде мифов победителем змея выступает бог-громовник). Они ссылаются на украинское предание о божьем ковале, который победил змея, обложившего страну поборами. Коваль-победитель впряг змея в плуг и вспахал землю; из борозд возникли Днепр, днепровские пороги и валы вдоль Днепра (Змиевы валы). Таким образом, Кий оказывается героическим кузнецом, что заставляет вспомнить скандо-германского бога-громовника Тора с его неразлучным молотом.

От этой гипотезы весьма отлична, на наш взгляд, мифологическая генеалогия польского Крака (и, может быть,

чешского Крока). Здесь мы можем опереться только на этимологию имени: что означает «Крак»? В древнеславянском языке «кроук» обозначало ворон; в современном польском кruк — ворон; в современном чешском кгкаvес-ворон; в словаре В. Даля читаем: «Кракша — Colaris, род заморских птиц, близких к воронам». И далее в том же словаре: «Крук — юж. и запд. Ворон, каркун, крятун, Corvus corone, большой черный ворон…» Тут особенно интересен синоним «каркун», от глагола «каркать»: корень «карк» представляет собой одно из возможных превращений корня «крак». Мифология ворона имела колоссальное развитие у палеоазиатов и индейцев Северной Америки, где эта птица местами выступает в роли демиурга; у древних китайцев ворон — солярный символ; в европейском ареале ворон обычно предвестник беды, но вообще мудрая, вещая птица. Хуан Эдуардо Сирлот в своем «Словаре символов» (1962) утверждал, что для индейцев Северной Америки, древних кельтов и германцев ворон — «великий цивилизатор и творец видимого мира»³, т.е. культурный герой и демиург.

Чрезвычайно древний мотив войны птиц со змеями в большинстве случаев выделяет орла как главного змееборца (позже -как помощника бога-змееборца, громовника, например, Зевса). Вместе с тем, альтернативой орлу в некоторых традициях выступают фантастические птицы, например, индийская Гаруда, а также сокол и реже ворон.

Осмеливаюсь предположить, что в архаической основе древнеславянских легенд о зиждителях городов победителем змея первоначально выступал ворон — Крак, Крок. Затем этот миф слился с близнечным мифом, причем Ворон подвергся антропоморфизации, но сохранил свое «птичье» имя. В близнечном мифе один брат убивает другого, и как раз братоубийца строит великий город. Славянское родовое сознание не могло примириться с этим конфликтом и стремилось обойти мотив братоубийства, сделав его второстепенным.

Ромул основал Рим. Каин, согласно христианской традиции, построил первый город на земле. В славянских преданиях основатель города выведен за пределы близнечного мифа, мотив братоубийства стерт или смещен на периферию, равно как сам образ змееборца

несколько оттесняется образом его дочери — вещей девы, причем в архаике она, вероятно, представлялась и могучей воительницей.

Для славянства вообще характерно прославление могучих и мудрых дев: это чешская Власта, польская Ванда, русские поляницы (дева-богатырши) и т.д. Этот сказочно-мифологический тип в «Повести временных лет» наложен на историческую личность великой княгини Ольги. То, что она сожгла Искоростень, — факт исторический; то, что она отвергла сватовство византийского императора, — реликт мифа, характеризующий преданность героини родной земле (так Ванда отказалась от брака с Ридигером). И последним отголоском древнеславянского мифа стала Повесть о Петре и Февронии, которая тоже начинается со змееборства и ведет к апофеозу женской мудрости.

Основание города мудрой девой-пророчицей или ее участие в таковом основании составляет яркую и характерную особенность славянских культур: это черта еще языческой религиозности — культ мудрой девы (в дальнейшем — верной жены). В славянском коллективном подсознании вечно жила ностальгия по женскому правлению, по мудрой жене, которая способна и вылечить князя, и вынести его на своих плечах, и спасти народ. Не потому ли славяне после своего крещения окружили столь всеобщей любовью и почитанием Богородицу-Приснодеву? Эта важнейшая часть христианского вероучения легко легла им на душу.

И эта же ностальгия по славянскому матриархату лежит в основании пресловутой «женственности русской души».

Примечания

¹  Марр Н. Я. Книжные легенды об основании Куара в Армении и Киева на Руси // Избранные работы Т.5. — М, Л., 1935; Иванов В.В., Топоров В. Н. Мифологические географические названия как источник для реконструкции этногенеза и древнейшей истории славян// Вопросы этногенеза и этнической истории славян и восточных романцев. — М., 1976.

² Мифы народов мира. Т. 2. — М., 1992 — С. 12 

³ A Dictionary of Symbols by J. E. Cirlot. Second edition- N.V., 1971. — P 71.

© Назиров Р.Г., 2006