Глава III. КОНЦЕПЦИЯ ЧЕЛОВЕКА
Если романный мир определяется пространственно-временной организацией произведения, то сердцем его всегда было и будет свойственное писателю понимание человека.
Признавая обоснованность многих горьких истин
мрачнейших аллегориях Франца Кафки, персонажей которого Альберто Моравиа назвал «простыми персонификациями бессознательного», человеческая проблематика составляет подлинное содержание. Пусть герои Кафки не имеют ни личности, ни физического облика, ни даже полных имен — все равно, Кафка говорит об ужасе и сопротивлении даже этого обезличенного человека. Сердцевину кафкианского мифа образует определенная концепция человека.
Тем более эта истина применима к творчеству Достоевского, у которого уже пространственно-временная организация романа обусловлена этически (см. первую главу). Творчество Достоевского антропоцентрично, и правильное понимание его концепции человека имеет исключительное значение при исследовании принципов его романного искусства.
Как известно, одной из главнейших черт домарксовского материализма был антропологизм, понимание человека как высшего продукта природы, направленное против идеалистического подхода к человеку и дуалистического разрыва души и тела. Но при этом абстрактный «человек вообще» оказывается оторванным от общества. Антропологизму присуще непонимание общественной сущности человека и его сознания. Жан-Жак Руссо считал, что человек по природе добр, что в естественном состоянии между людьми царили дружба и гармония, отношения идиллической свободы и естественного равенства. Причиной неравенства Руссо объявил частную собственность. «Все дальнейшие успехи представляли собою только кажущийся прогресс в направлении усовершенствования отдельного человека, — писал он, — на самом же деле этот прогресс шел в направлении упадка рода человеческого. Обработка металлов и земледелие были теми двумя искусствами, открытие которых вызвало эту громадную революцию».
Исправление человека должно стать возвращением к естественному состоянию. Человеческая природа неизменна, из ее основных свойств можно вывести математически достоверные принципы морали и общественной науки, в соответствии с требованиями природы человека придумать идеальный общественный строй. Для формирования человека решающую роль играют среда и воспитание. Пороки социальной среды объясняются невежеством и суевериями людей. Просветители считали, что «мнение правит миром».
Так возникал заколдованный круг: получалось, что среда — результат мнений. Для изменения мира нужно его просветить, рассеять мрак невежества: просветители рассматривали себя как воспитателей человечества, не задаваясь вопросом — а кто же воспитал воспитателей? Они забывали, что сами являются порождением той же всемогущей среды— ставили Разум над историей.
Антропологизм эпохи Просвещения всецело унаследовали
Шарль Фурье во многом был продолжателем Руссо и в свою очередь оказал сильнейшее влияние на русское освободительное движение — прежде всего на петрашевцев и в их числе на молодого Достоевского.
Фурьеризм, в частности, учение Фурье о свободе воли и учение о страстях, оказался основной философской школой Достоевского. Фурье утверждал, что бог по законам математики создал из материи человека и все сущее, но затем предоставил человеку полную свободу действий в соответствии с законами страстей, которые воплотили в человеке замысел и волю бога. Бытие бога есть основа свободы воли. Бог создал человека для счастья. Лишь непонимание (по вине богословия и философии) этих основных законов бытия вообще и отношений между человеком и богом в частности стало причиной несчастий и неустроенности общества. Фурье называл «мучеником» человека, в котором царит разлад между природными стремлениями, вложенными в него творцом, и невозможностью следовать этим стремлениям.
Он заявил, что свобода человеческого поведения от вмешательства бога есть основа нравственности и движущая сила истории, говоря: «Если намерением бога было, чтобы не совершали зла и чтобы мы были обуздываемы, сдерживаемы узами закона и религии, то это означало бы, что он желал нашего порабощения, — человек был бы низведен до уровня животного». Тем самым Фурье защищал мораль от
фатализма и религиозного учения о предопределении (вынужденная добродетель — просто трусость и лицемерие) Но Фурье выступал и против полного произвола. Он говори, о «свободе выбора» человека, руководимого его «природным импульсом», который толкает человека к добру, а в не к злу. Это было развитием идеи Руссо о природной доброте человека, искажаемой пороками цивилизации.
В концепции человека у Достоевского очень много точек соприкосновения с Фурье, а через него —с руссоизмом. И тем не менее, Достоевский с годами отошел от такого понимания человека, создав свою собственную, гораздо более сложную и противоречивую концепцию. Отчасти он продолжил борьбу Фурье против фатализма, низводящего человека до степени животного (сам Достоевский при этом пользовался всегда образом « муравейника», понимая под ним примитивную утопию казарменного коммунизма, вызвавшую беспощадную критику Маркса и Энгельса). С другой стороны, Достоевский во многом пересмотрел учение Фурье о страстях.
В XIX веке теория среды (причинное объяснение человека из внешних условий) стала одним из центральных учений домарксовского (механистического) материализма. Эта теория отвергала всякую личную свободу воли и отрицала объективный характер случайности, что прямо вело к фатализму. На все моральные упреки сторонники этой теории отвечали словами: «Среда заела». Общественная пассивность также объяснялась давящим воздействием среды, невозможностью действия. Так, герой повести Тургенева «Переписка» говорил: «Все мы виноваты, да
Против фаталистических выводов из теории среды были направлены многие выступления революционных демократов. Так, Добролюбов в статье «Благонамеренность и деятельность» (1860), касаясь этого вопроса, спорит против «тургеневской школы» с ее постоянным мотивом «среда заедает человека». Этот мотив он считает важным и сильным, он далек от мысли отрицать зависимость человека от среды и обстоятельств, но он выступает против фаталистического представления о безысходной власти среды над человеком. Не только среда определяет человека, но и человек определяет среду. Если обстоятельства враждебны
человеку — их нужно изменить. Добролюбов имел в виду революционное преобразование общества.
Достоевский после каторги возлагал большие надежды на преобразование общества путем реформ, однако вскоре разочаровался в их действенности. Он пришел к идее преобразования жизни путем морально-религиозного перерождения людей, считая основными путями к этому христианскую проповедь сближения с народной моралью, личные благодеяния и примеры подвижников и филантропов. Он не отрицал воздействия среды на человека, но считал для человека унизительным пассивно подчиняться обстоятельствам. Преувеличивая силу среды и драматически подчеркивая нравственную необходимость активного деяния, Достоевский приходил к трагическому представлению о жизни и положении человека в мире. Его концепция человека начинает напоминать чрезвычайно драматизированную теорию Фурье. «Невмешательство» бога в судьбы людей представляется ему грозной опасностью. Единственным ориентиром для человека по Достоевскому становится Иисус Христос.
Уже в «Записках из Мертвого дома» (1861) Достоевский выражает идею исключительного своеобразия каждой человеческой личности. Природа человека не укладывается ни в какую схему: «Действительность бесконечно разнообразна, сравнительно со всеми, даже и самыми хитрейшими, выводами отвлеченной мысли, и не терпит резких и крупных различений. Действительность стремится к раздроблению».
И далее, размышляя о взаимодействии среды и личности, он говорит: «Пора бы нам перестать апатически жаловаться на среду, что она нас заела. Это, положим, правда, что она многое в нас заедает, да не все же, и часто иной хитрый и понимающий дело плут преловко прикрывает и оправдывает влиянием этой среды не одну свою слабость, а нередко и просто подлость…»
Он критикует тезис о врожденной доброте человека: «Свойства палача в зародыше находятся почти в каждом современном человеке. Но не равно развиваются звериные свойства человека. Если же
противоречит светлая нота в финале «Мертвого дома»; «И сколько в этих стенах погребено напрасно молодости, сколько великих сил погибло здесь даром! Ведь надо уже все сказать: ведь этот народ необыкновенный был народ» (курсив наш. —Р. Н.)
В «Записках из подполья» (1864) подвергаются осмеянию теория страстей Фурье, наивные утопии, основанные на убеждении в возможности математически рассчитать блага и потребности человека, резко критикуется антропологизм Руссо и Чернышевского. Достоевский изображает спутанность и антиномичность человеческой души, которая в принципе неприступна для рационального исследования. Отрицание внешнего подхода к человеку как к объекту принципиально важно для мировоззрения и искусства Достоевского.
Писатель оставался связан с традицией антропологизма. По мнению В. А. Свительского, идейная позиция Достоевского «знаменует самый поздний этап развития просветительской традиции в русской литературе XIX века, собственно, ее исчезновение, гибель, переход в самоотрицание. Остаток теории естественного человека — в утопическом допуске «естественной духовности» — в ребенке, в чудаке, в народе с его почвенным сознанием. Но практическое воплощение ее в жизни возможно в художественном мире Достоевского только в качестве опыта с заведомо известными автору трагическими результатами (история Мышкина). Выход из тупика Достоевский мыслит в постоянстве мужественного трагического усилия человека, в стоическом идеале служения «в миру»1.
Для творчества Достоевского характерен принцип исключительности каждой личности. В литературе романтизма исключительным был герой, противопоставленный анонимной толпе. У Достоевского каждое человеческое существо, показанное в его произведении, является самоценным, оно неопределимо из других ценностей (социальное происхождение и положение, культура, добродетель и т. д.). Любой человек вправе заявить свое несогласие с мировой необходимостью: пьяница Мармеладов столь же значителен, как и главный герой «Преступления и наказания», маленький ребенок индивидуален, и писатель уже видит его характер; случайный мужик, прохожий, мещанин на улице полны внутреннего достоинства, и самые
строения главных героев (например, маляр Миколка). Для Достоевского не существует неинтересных людей.
Одно из главных положений антропологии Достоевского, никогда не высказанное им в виде формулы, но вытекающее из всех его произведений, заключается в том, что в каждом человеке скрыто неистребимое этическое ядро. Достоевский не верит, что «человек по природе добр», он видит в человеке борьбу добра и зла, трактуя ее с поразительной непоследовательностью. Порою это зло человеческой души понимается им как результат болезненного мира, буржуазной цивилизации и веков варварства, отпечатавшихся в душах всех людей. Создаваемые им картины «золотого века» как будто говорят о его убеждении в чистоте и нравственном здоровье древнего человека. Порою же Достоевский, как от себя лично, так и от имени своих героев, высказывает мнение, что и добро, и зло изначально присущи человеческой природе («человек — деспот по природе и любит быть мучителем»). Но если нельзя признать человека добрым по природе, как считал Руссо, то человек по природе этичен. Это значит, что понятия правды и добра живут в каждом человеке, хотя бы и в самом последнем злодее. Даже в падении, в преступлении человек сознает или бессознательно ощущает свою вину. У самых закоренелых циников чувство вины выражается в неотвязной скуке, убивающей волю к жизни, в кошмарных сновидениях, трансформирующих угрызения совести. Эти сновидения и призраки заставляют преступников типа Свидригайлова и Ставрогина осознать свою вину и толкают их на самоубийство. «Грозный судия», которым Лермонтов угрожал убийцам Пушкина, живет в глубине души каждого человека. Совесть, нравственное начало является как бы прирожденным или глубоко скрытым: человек может не сознавать, что у него есть совесть, может богохульствовать и грешить, но в решающий момент она пробуждается и предъявляет свои права.
Борьба добра и зла в героях Достоевского в основном принимает форму борьбы эгоистического разума и гуманного подсознания. Человек чрезвычайно сложен и внутренне противоречив: наряду с темными, иррациональными и жестокими сторонами психика человека содержит светлое начало — стремление к единению с людьми, вечную тоску по гармонии и любви. Внутрипсихический конфликт предстает одновременно и как отражение противоречий социаль-
ной действительности, и как извечная, метафизическая борьба бога и дьявола.
Антропологизм Достоевского имеет религиозный характер. Выше упоминалось, что Фурье считал бытие бога основой свободы воли, которая сама служит фундаментом морали. К этим взглядам весьма близки идеи Достоевского. Глубина его религиозности проблематична, но без религии он не мыслил себе нравственности («нет добродетели, если нет бессмертия»). Бытие бога и бессмертие души фактически постулируются Достоевским во имя сохранения человечества. Схема его антропологизма отразилась в знаменито записи 1864 года, сделанной у гроба первой жены. Приведем фрагменты этой записи:
«16 апреля. Маша лежит на столе. Увижусь ли с Машей?
Возлюбить человека, как самого себя, по заповеди Христовой, невозможно. Закон личности на земле связывает. Я препятствует. Один Христос мог, но Христос был вековечный, от века идеал, к которому стремится и по закону природы должен стремиться человек. Между тем, после появления Христа, как идеала человека во плоти, стало ясно, как день, что высочайшее последнее развитие личности именно и должно дойти до того (в самом конце развития, в самом пункте достижения цели), чтобы человек нашел, создал и всей силой своей природы убедился, что высочайшее употребление, которое может сделать человек из своей личности, из полноты развития своего Я — это как бы уничтожить это Я, отдать его целиком всем и каждому, безраздельно и беззаветно. И это величайшее счастье. Таким образом, закон Я сливается с законом гуманизма, и в слитии оба, Я и Все
«Итак, человек стремится на земле к идеалу, противоположному его натуре. Когда человек не исполнил закона стремления к идеалу, то есть не приносил любовью в жертву свое Я людям или другому существу (Я и Маша), он чувствует страдание и назвал это состояние грехом. Итак, человек беспрерывно должен чувствовать страдание, кото-
рое уравновешивается райским
наслаждением исполнения закона, то есть жертвой.
В основе этой схемы — противоположность между эгоистическими влечениями человеческой натуры («закон личности») и стремлением к идеалу («закон гуманизма»). Страдание — результат эгоизма личности, наслаждение — результат морального поведения. Это прямо противоположно концепции Зигмунда Фрейда, где «принцип удовольствия», управляющий сферой бессознательного, есть удовлетворение биологических потребностей, инстинктов, не знающих никакой морали. По Достоевскому, «закон личности» в наивысшем развитии должен слиться с «законом гуманизма»: свободная воля человека в конечном счете стремится к благу, хотя в современном человеке и приводит к греху. Развитие каждого индивида мыслится Достоевским как развитие его свободы через зло к добру. Свобода воли — необходимое условие морального развития личности.
Каждый человек есть единство и борьба противоположностей, контраст материального (личного) и идеального (всеобщего). Наибольшее самоутверждение личности, предельная реализация ее свободы означает в то же время самопожертвование, слияние с остальным человечеством, однако это моральный идеал, в настоящем времени не достижимый. Человеческая психика—поле борьбы двух необходимостей, необходимости самоутверждения и необходимости самоотречения. Коллизия двух необходимостей есть основа трагедии. Достоевский приходит к "мысли о трагической раздвоенности современного человека, человека эпохи буржуазной цивилизации.
Как формулировал Достоевский свою творческую задачу? «При полном реализме найти в человеке человека»2. Таков его принцип отбора материала: он ищет в человеке идеальное начало, представляет в драматических картинах мучительное восхождение человека, его борьбу с самим собой. В его романах перед нами раскрывается трагедия Духа, трагедия изолированной личности. Эта изоляция — порождение определенной исторической эпохи, и как бы отвлеченно ни трактовал Достоевский трагедию отдельного Человека, она объективно сохраняет глубокий исторический смысл.
Итак, свобода воли — подлинная сущность человека у
Достоевского. Отказаться от свободы, от самосознания — значит отказаться от своей личности. Человек по природе этичен, даже если сам не признает этого. Свобода воли опасна и слепа, когда она связана только с разумом и когда человек, как это имеет место в буржуазном обществе, подавляет в себе (подобно Раскольникову) гуманистическое начало, присущий ему «закон гуманизма». Развитие свободы личности всегда включает риск трагической ошибки, но на этот риск человек должен идти, если он хочет быть человеком. Так строится диалектика добра у Достоевского — через грех, преступление и страдание к нравственному очищению и подвигу. Такое решение проблемы имеет отвлеченный характер. Однако эта диалектика, лежащая в основе всех сюжетов Достоевского, в своем практическом, художественном воплощении учитывает бесконечное разнообразие жизни, принимает миллион поправок и фактически приходит к компромиссу с исторической реальностью. Метафизический план уравновешивается историческим планом. По сути дела, диалектика мысли Достоевского развивается и трансформируется в процессе художественного творчества, ошибки являются необходимыми этапами поступательного движения. Поэтому мы должны с величайшим уважением относиться к «слабым» произведениям Достоевского, таким, как «Хозяйка» или «Униженные и оскорбленные». Общее впечатление от героев его произведений — это необычайная сложность и противоречивость современного человека. Внутрипсихический конфликт в романах Достоевского отражает противоречия социальной действительности.
Достоевский провозглашал гуманистическую идею «рестаурации» (восстановления) задавленной человеческой личности, прямо солидаризуясь при этом с Виктором Гюго и Жорж Санд, проявляя огромный интерес и уважение к Толстому. Он весь принадлежит фаланге гуманистов XIX века, от Шиллера до Толстого, хотя и не похож ни на одного из них. Он оспаривал все решения, не останавливаясь ни на чем. Постоянной у Достоевского была борьба против овеществления человека, против замены отношений между людьми отношениями между вещами. С каких бы позиций он ни выступал против капитализма («критика справа», христианский социализм), Достоевский предвидел его преодоление.
1 Свительский В. А. Мироотношение Достоевского и принципы его воплощения в романах писателя 60—70-х
годов. — Автореф. дис. …канд. филол. наук. Воронеж, 1971.
2 Достоевский Ф. М. Биография, письма и заметки из записной книжки. СПб., 1883, с. 373.