Борис Орехов — Что такое филология?

Орехов, Б. В. Что такое филология? [Текст] / Б. В. Орехов // Вестник Башкирского государственного педагогического университета им. М. Акмуллы. — 2010. — № 3. — С. 74—82.

74


аннотация

В статье критически анализируются классические словарные определения слова «филология», а также его современное бытовое и бюрократическое понимание. Делается вывод о несводимости этих понятий друг к другу, ставится вопрос о составе филологии и внутреннем единстве входящих в неё дисциплин.


ключевые слова: филология, термин, методология науки, лингвистика, литературоведение


К слову «филология» нужно относиться с осторожностью. Не из-за того, что это «расплывчатое» понятие. Его контуры не менее чёткие, чем у научных дисциплин, изучающих, например, природный мир — биологии или химии. Трудность в другом: специалисты в разных областях, представители разных научных школ и, наконец, люди, не имеющие отношения к науке, говоря слово «филология», имеют в виду не одно и то же. Каждый раз подразумевается вполне конкретное представление о предмете, но важно не ошибиться, какое именно, потому что они не очень схожи между собой.

Ошибкой при определении объёма понятия «филология» было бы исходить из перевода слова φιλολογία ‘любовь к слову’1. Перевод не сможет заменить определение, а иногда даже уводит от него в сторону. Скажем, «этимология» обозначает научную дисциплину, пытающуюся установить происхождение слова, в то же время древнегреческое ἐτυμολογία переводится как ‘наука об истинном’. Экономика — это не то же самое, что οἰκονομία ‘закон дома’. Помимо этого, необходимо заметить, что не совсем понятно, что такое «любовь к слову». Но даже если не вникать в сущность «любви», достаточно сказать, что поэт в общем случае «любит слово», но большинство поэтов трудно назвать филологами, и даже наоборот, в каком-то смысле роли филолога и писателя противоположны (достаточно вспомнить известный анекдот о читателях и писателях).

Бытовое понимание филологии, присущее людям, далёким от проблем словесности, рисует специалиста-филолога знатоком правил орфографии, орфоэпии и пунктуации, человеком, способным написать стилистически исправный текст, знающим значение всех малоупотребительных и устаревших слов. Кроме того, в быту филологу вменяется в обязанность быть знакомым с содержанием некоторого количества ключевых литературных текстов и уметь их оценивать.

Однако весь этот комплекс стереотипов входит в прямое противоречие с учебными планами филологических факультетов. Внимательный взгляд покажет, что по сравнению с теоретическими проблемами получению практических навыков грамотного письма уделено значительно меньше аудиторных часов. Курсы литературного редактирования, которые воспитывают способность к выразительной письменной речи, воспринимаются в общей структуре дисциплин филологического блока как побочные. Трудно себе представить, чтобы студенту-филологу по какому-либо предмету нужно было в качестве домашнего задания выучить, например, все статьи словаря от буквы «т» до буквы «ф». Наконец, на занятиях по литературе в идейном эпицентре находится вовсе не содержание художественного произведения, знакомство с ним — это всего лишь один из этапов подготовки к такому занятию. Оценочность же вообще не свойственна науке, и филолог не получит ни теории, ни навыков для того, чтобы выстроить рейтинг литературных текстов, так же, как даже самый усердный студент-физик вряд ли будет сравнивать между собой магнитное поле и электрический заряд, отдавая предпочтение одному перед другим.

Очевидно, что на филологических факультетах студентов готовят вовсе не к тому, чтобы они соответствовали бытовому представлению о филологах. Более того, учебные программы курсов предписывают сообщать студентам массу совершенно «лишней» информации, которая, скорее всего, никак не поможет им в выборе знака препинания или слога, на который нужно поставить ударение, например, в слове «предвосхитить» или «договор». Филолог вовсе не обязан знать, что значит «нанка» или «убрус», но, скорее всего, имеет представление о соотношении звука и фонемы, функциях языка, композиции и фабуле. А это совсем другой тип знания.

Это значит, что концепция филологии, лежащая в основе филологического образования совсем другая, чем та, что получила распространение в современном обществе на бытовом уровне.

Ещё одно понимание филологии, которое встречается всё реже, но которое обнаруживает себя в старых словарях и энциклопедиях, формулируется так: «система знаний, необходимых для научной работы над письменными памятниками, преимущественно на языках древних, часто мертвых. <…> филологическая работа проводится всюду, где возникает потребность в точном понимании памятников на малодоступных языках; так, в античном мире в эллинистический период развертывается комментаторская работа филологов вокруг текстов Гомера и трагиков» [1; 728].

В этом случае филология толкуется как прикладная дисциплина, цель которой — издание и комментирование древних текстов. В XIX веке «филология» — это всегда филология классическая, то есть изучающая письменное наследие античной цивилизации. Однако подавляющий объём учёных трудов современных филологов не связан ни с подготовкой текста к изданию, ни с комментированием. Хотя создание комментария по-прежнему остаётся одним из самых важных и благородных занятий для филолога [2], учебный план филологического факультета едва ли готовит студента именно к такой деятельности. По факту филология наука скорее теоретическая, чем прикладная.

Именно это старое понимание оказало значительное влияние на составленное С. С. Аверинцевым определение филологии, которое закреплено в авторитетных словарях: «содружество гуманитарных дисциплин — лингвистической, литературоведческой, исторической и др., изучающих историю и выясняющих сущность духовной культуры человечества через языковой и стилистический анализ письменных текстов. Текст во всей совокупности своих внутренних аспектов и внешних связей — исходная реальность Ф<илологии> Сосредоточившись на тексте, создавая к нему служебный “комментарий” (наиболее древняя форма и классический прототип филологического труда), Ф<илология> под этим углом зрения вбирает в свой кругозор всю ширину и глубину человеческого бытия, прежде всего бытия духовного. <…> Строгость и особая “точность” Ф<илологии> состоят в постоянном нравственно-интеллектуальном усилии, преодолевающем произвол и высвобождающем возможности человеческого понимания. Как служба понимания Ф<илология> помогает выполнению одной из главных человеческих задач — понять другого человека (и др. культуру, др. эпоху), не превращая его ни в “исчислимую” вещь, ни в отражение собственных эмоций» (Большая советская энциклопедия, повторено в Лингвистическом энциклопедическом словаре, Краткой литературной энциклопедии и пр.).

Из этого определения в реальной практике остаётся актуальным только соображение о содружестве наук, причём история в этом содружестве, строго говоря, не участвует, а оказывается к нему приближена не более чем любая другая гуманитарная дисциплина (антропология, философия, культурология, социология, политика и пр.). В современный научный оборот вовлечены далеко не только письменные тексты, но и звучащие (см. раздел фонетики в лингвистике), а в некоторых случаях лингвисты способны выйти на такой уровень абстракции, где и вовсе почти не соприкасаются с текстами (реконструкция праязыков макросемей, психолингвистика). Кроме того, несмотря на всю расплывчатость понятия «духовное бытие» или «духовная культура» многие области лингвистики никак прямо не помогают в её познании, да и сами лингвисты не всегда готовы признать связь языка и мышления, необходимую для признания связи между системой языка и духовной культурой. Наконец, очень важное для самих филологов определение филологии как «службы понимания» тоже имеет неоднозначный статус. Теорию и методологию понимания разрабатывает прежде всего всё же не филология, а субдисциплина философии — герменевтика. В XIX веке она была предельно близка классической филологии (см. выше), но с тех пор предметная область и той и другой науки оформились более чётко, сместившись в сторону друг от друга. Разговор о филологии как о «службе понимания» — это попытка (не совсем удачная) оправдать существование этой науки в эпоху главенства критерия практической пользы.

Таким образом, можно говорить, что к реальному положению дел ближе всего то понимание филологии, которое закреплено в номенклатуре специальностей научных работников2, объединяющей в понятие «филологические науки» все лингвистические и литературоведческие научные дисциплины. Соединение это, до некоторой степени механическое, и не вполне подкреплённое логически (см. ниже), тем не менее, лежит в основе программы филологических факультетов.

Лингвистика (языкознание) изучает устройство языка, его бытование и историю. Именно она описывает, как происходит изменение по падежам, какие слова относятся друг к другу как синонимы, как слова связаны между собой в предложении; как языки влияют друг на друга, какие закономерности проявляют в себя в тексте, как различаются варианты языка, использующиеся в разной местности; как с течением времени изменяется облик и значение слов, как вместо одних форм выражения прошедшего времени в языке появляются другие. Лингвистику делает наукой то соображение, что язык на всех своих уровнях и во всех своих проявлениях — это система, то есть что-то такое, что существует по своим законам, которые можно открыть, описать и использовать. В этом смысле лингвистика гораздо ближе естественным наукам, которые аналогичным образом поступают с природой.

Литературоведение изучает всё, что так или иначе связано с художественной литературой: строение, историю, предысторию и восприятие конкретного произведения или группы произведений, закономерности, свойственные творчеству какого-то писателя, или всей литературе в целом. В основе литературоведения лежит представление о том, что и каждый текст в отдельности, и вся литература в совокупности — это система, в ней ничто не случайно, и всё, начиная от слов в строке, заканчивая особенностями национальной литературы в целом, подчиняется закономерностям, которые можно открыть и описать.

В современном своём состоянии лингвистика и литературоведение уже довольно далеко разошлись друг от друга и имеют мало точек соприкосновения: такими могут быть названы разве что лингвистический анализ художественного текста, область, которую ни лингвисты, ни литературоведы не считают центральной для своих наук, и стилистика, тяготеющая к лингвистике, но использующая литературоведческие термины, вроде «метафора», «анафора» и т.п3. В остальных (и основных) отраслях лингвистики и литературоведения они пересекаются крайне редко.

Не все лингвисты приветствуют филологию как содружество. Представители серьёзных научных школ (в частности, связанные с традициями Отделения теоретической и прикладной лингвистики МГУ им. М. В. Ломоносова) не признают единства языкознания и литературоведения внутри «филологии», указывая на серьёзные различия как в методах, так и в предметах этих дисциплин: лингвистика гораздо ближе литературоведения к точным наукам (в отличие от литературоведения она способна не только описывать факты, но и строить теории, позволяющие объяснять эти факты, и делать правильные предсказания о неизвестных фактах), ориентирована не столько на текст, сколько на систему языка в целом (см. выше), в то время как для литературоведения текст всегда остаётся точкой отсчёта.

Согласно такому взгляду, филологами могут быть названы отдельные учёные-эрудиты, энциклопедические знания которых позволяют им делать открытия в разных областях. Филолог — это исследователь, который может посвятить свои работы, с одной стороны, поэтике Пушкина, с другой, грамматическим категориям одного из языков древнейшей Передней Азии; с одной стороны, художественному миру И. С. Тургенева, с другой, лингвистическому анализу гидронимов Поднепровья. Однако эти области всё же остаются по сути глубоко различны, а их схождение в сфере интересов одного человека ещё не является основанием для объединения в одну науку. Так, Кант одновременно с созданием собственной философской системы изучал строение космических объектов, но астрономия благодаря этому не оказывается частью философии, а то, что Ломоносов параллельно биологическим разысканиям изучал горное дело, не даёт права для объединения биологии и геологии в одну науку. В понимании этой группы учёных широкопрофильное филологическое образование не обеспечивает должного уровня собственно лингвистической подготовки, так что диплом филолога не может автоматически подтверждать языковедческую квалифицированность, которую можно получить в ходе специфически лингвистического обучения (например, в Институте лингвистики РГГУ).

Литературоведы также склонны зачастую с иронией относиться к лингвистике, упрекая её в приземлённости, излишней прямолинейности, непонимании нечёткости и многомерности семантики. Более серьёзный упрёк, адресуемый лингвистам из литературоведческого лагеря, в том, что языковеды часто, сосредоточившись на деталях, упускают из виду исследуемое явление в его полноте и целостности, упускают контекст, ограничивают себя узким набором фактов, который не позволяет выйти на высокий уровень обобщений общекультурного порядка. Если подыскивать аналогию, то для масштабно мыслящего литературоведа лингвист «похож на дикаря, который обнаружил книгу, но не понимает, что это книга — набор символов, и просто изучает ее как ни о чем не говорящий предмет: пробует страницы на вкус, вырывает, поджигает и смотрит: хорошо ли горят, описывает “узоры”, за которые он принимает буквы и отмечает, что одни и те же “узоры” кое-где повторяются» [3; 111]. Однако литературоведческая эрудиция лингвисту и лингвистическая литературоведу, конечно, скорее поможет, чем повредит. Но это касается, пожалуй, эрудиции в любой области знания.

Итак, употребление слова «филология» требует аккуратности. Каждый раз необходимо чётко представлять себе, какое из перечисленных пониманий вкладывает говорящий в слово «филология», и учитывать, что словарные определения не соответствуют реальному положению вещей.

Филология может быть трактована (1) в бытовой плоскости, (2) в академической плоскости в духе XIX века, (3) в юридической плоскости, при этом именно последняя задаёт границы для современной филологии как науки и как учебного направления. Исходя из этого приходится считать филологию содружеством лингвистики и литературоведения, между которыми, однако, не наблюдается слишком тесного взаимодействия. Соединение двух столь разнородных дисциплин, впрочем, не мешает дать общую характеристику деятельности филологии как науки в целом. Филология осуществляет непрерывный поиск знания в области вербальных (то есть выраженных в слове) текстов и языковой системы, на основе которой они возникают. Аналогично этому биология — это поиск знания в областях, связанных с живыми тканями, а математика — в области численных закономерностей.

Филология как учебная деятельность — это освоение накопленного знания, в котором главным становится не столько запоминание конкретных фактов (значений слов, правил пунктуации, сюжетов художественных произведений), сколько научение общим принципам и получение навыков владения инструментами филологической науки. Например, ценным навыком, обретаемым в ходе филологического образования становится освоение круга справочной литературы (специальные словари, своды правил, комментарии), с помощью которой при желании можно разрешить некоторую часть «филологических» затруднений на бытовом уровне. Хотя трансформация теории в практику — это тоже весьма специфический навык, который совершенно необязательно будет приобретён в ходе учебных занятий.

В первую очередь, филология — это наука, именно она задаёт координаты для учебного направления. Профессор МГУ А. А. Илюшин в своё время написал шутливое стихотворение4, рассказывающее о непростых отношениях учёного со своей дисциплиной, всегда требующей полной отдачи, но даже в этом случае неблагодарной:


Филолог некий, муж науки,

Боготворя свою жену,

Готов был на любые муки,

Её чтоб радовать одну.

Но не переставая злиться

На благоверного, она

Изволила отворотиться —

И неудовлетворена.

(1996)


ЛИТЕРАТУРА


  1. Литературная энциклопедия: В 11 т. — [М.], 1929—1939. Т. 11. — М.: Худож. лит., 1939.

  2. Пильщиков И. Апология комментария // Знамя. — 2004. — №1.

  3. Третье литературоведение. Материалы филолого-методологического семинара (2007—2008). — Уфа: Вагант, 2009.

  4. Liddell H. G., Scott R. A Greek-English Lexicon. — Oxford: Clarendon Press, 1940.

1 Древнегреческо-английский словарь Лидделла и Скотта [4], самый полный источник о лексике древнегреческого языка, определяет слово «филология» как ‘love of argument or reasoning’, ‘learned conversation’, ‘love of learning and literature’ — любовь к рассуждению и аргументации, учёная беседа, любовь к учению и литературе. Один из первых случаев употребления слова «филология» в древнегреческом — в диалоге Платона «Теэтет»: τί σιγᾶτε; οὔ τί που, ὦ Θεόδωρε, ἐγὼ ὑπὸ φιλολογίας ἀγροικίζομαι, προθυμούμενος ἡμᾶς ποιῆσαι διαλέγεσθαι καὶ φίλους τε καὶ — Или я веду себя дико, Феодор? Так ведь сам я люблю беседу, а потому и вас стараюсь заставить разговориться и получить удовольствие от беседы друг с другом (146a).

2 Утверждена приказом Министерства образования и науки РФ от 25.02.2009 №59.

3 В современную науку эти термины пришли из античной риторики — науки о красноречии.

4 Это стихотворение «с секретом». Каждая из его строк представляет одну из 8 форм четырёхстопного ямба, которые различаются расположением в строке стоп с пропущенным ударением.