Борис Орехов — Французские стихотворения Ф. И. Тютчева в свете авторской лексикографии

Орехов Б.В. Французские стихотворения Ф. И. Тютчева в свете авторской лексикографии // Проблемы авторской и общей лексикографии: Материалы международной научной конференции / Под ред. докт. фил. наук, проф. А.Л. Голованевского, канд. фил. наук, доц. Л.Л. Шестаковой. — Брянск: РИО БГУ, 2007. — С.49—53.

49

Особым статусом в общем корпусе лирики Тютчева обладают его стихотворения, написанные на французском языке. Как принято считать, они отличаются от остального наследия не только формой художественного воплощения, но и самой сутью поэтической мысли. А. А. Потебня обращал внимание на то, что Ф. И. Тютчев подаёт превосходный пример, «как пользование тем или другим языком дает мысли то или другое направление» (Потебня 1993, 165). В более широком контексте сходным образом звучит замечание Г. О. Винокура: «Но писатель может писать в разных случаях по-разному, и тогда разные виды его языка могут служить для биографии приметами различных его жизненных манер или душевных состояний. Так, например, Тургенев в своих письмах к Виардо переходит с французского языка на немецкий, когда касается более интимных предметов» (Винокур 1959, 238). В этом положении можно найти основание для выделения французских стихотворений поэта в особую группу текстов, так и не ставших до сих пор предметом пристального изучения.

Исследование французских стихотворений Тютчева должно вестись в первую очередь как анализ лексики. Уже обращалось внимание на перспективность изучения именно французского словника тютчевского наследия: «Исторической реальностью является франкоязычная русская поэзия, как и философская и политическая литература, в том числе славянофильская, например, трактаты Тютчева. Интересной задачей могло бы стать изучение французского словаря основных понятий этой литературы и переосмысления этих понятий разными авторами» (Иванов 1993: 8). Подобные настойчивые напоминания базируются на следующих общих со-

50

ображениях. В процессе создания текста происходит отбор лексических (и вообще языковых) средств из всей суммы потенциально возможных в языке. Выбранная в конечном счете лексема являет нам свой особый статус для данной поэтической картины мира. И тем больше смысловой и функциональный вес языкового средства, чем меньше текстовое пространство, на котором оно употреблено. Последнее положение особенно актуально для тютчевских французских стихотворений.

Все отобранные поэтом языковые средства складываются в определённую идиоструктуру, выступающую на фоне общей структуры языка. Традиционно иерархия такой структуры устанавливается благодаря словарям-частотникам, количественно выявляющим наиболее важные для автора лексемы.

Существует несколько исследований, посвящённых анализу частотности лексики Тютчева. Последняя работа на эту тему (Егоров), уже классическим трудом стала статья (Bilokur 1970). Итогом работы Б. Билокура стал словарь-конкорданс русскоязычной поэзии Тютчева с указанием частотности (Bilokur 1975). Но в нашем случае результаты количественного подсчёта были бы нерелевантными, так как общий объем словника дошедших до нас французских стихов поэта ограничивается примерно 400 лексемами и подавляющее количество знаменательных слов имеет частоту употребления, равную 1.

Тем не менее, именно словарь мог бы дать наглядный материал для интерпретации, но это должен быть словарь другого типа — авторский идеографический словарь. Чтобы разобраться в том, чем являлся для Тютчева французский язык как язык репрезентации художественных образов, необходимо произвести моделирование того фрагмента французской языковой картины мира поэта, который был актуализирован в его французских стихотворениях. Такое моделирование возможно в форме идеографического словаря.

Сама по себе французская языковая картина мира биографического Ф. И. Тютчева была намного шире фрагмента, нашедшего воплощение в стихах, написанных на французском языке. Тютчев знал французский язык в совершенстве, писал на нем письма, политические статьи, общался в семье и обществе, поэтому не будет большой натяжкой приравнять по широте его языковую картину мира и картину мира носителя французского языка. В связи с этим особенно интересным представляется рассмотреть, какие элементы этой общей (объективной) языковой картины мира реализовались именно в поэтических текстах. То есть словарь должен наглядно показывать разницу между фоновой, общей языковой картиной мира и той её частью, которая была задействована Тютчевым в процессе репрезентации художественной идеи. Это частный случай противопостав-

51

ления поэтического языка «стандартному литературному языку как языку официального быта» (Шапир: 9)

Словарь, призванный дать структурированный материал для дальнейшего анализа, был нами составлен. Он воплощает в себе все приведенные выше теоретические положения (Орехов 2004).

В словаре представлена градация лексики в её системности на шкале значимости-индифферентности слов по отношению к французской поэтической картине мира на общем фоне французского языка. Так в форме словаря оказывается актуализирована специализация поэтического языка как языка духовной культуры: «Языки духовной культуры были выделены из языкового континуума с целью выражения особой, небытовой семантики» (Шапир 12).

В качестве фоновой нами взята французская языковая картина мира, кодифицированная в идеографическом словаре Р. Халлига и В. фон Вартбурга (Hallig, Wartburg), где, по словам Ю. Н. Караулова, «сознательно ставятся знаки равенства между структурой словаря и картиной мира» (Караулов: 247).

Наш идеографический словарь французских стихотворений Ф. И. Тютчева построен в форме реестра выделенных Халлигом и Вартбургом семантических категорий, в ячейки которого записываются регистрируемые у Тютчева слова. Таким образом, наглядно демонстрируется (в том числе и графически), какие из этих ячеек являются пустыми, а какие — узловыми для Тютчева в его французской поэтической картине мира. «Структура идеографического словаря составляет, особенно в своей инвариантной части, один из компонентов „картины мира“, а именно статический её компонент, который включает принципы членения лексического состава данного языка и отражает наиболее общие, доминантные грамматические категории, определяющие его структурный тип» (Караулов: 259).

Такая понятийная модель дает наглядное представление о том, какие элементы французской языковой картины мира нашли воплощение в поэтическом творчестве Тютчева, а, следовательно, являются значимыми именно для художественного мира текстов. Сам по себе метод идеографического моделирования применим к другим авторам и текстам, но в случае с французскими стихотворениями Тютчева кажется наиболее результативным по сравнению с другими методами, так как в словаре наглядно отражаются значимые и нерелевантные для поэтической картины мира Тютчева мотивы, функционирующие в рамках одного замкнутого корпуса текстов.

Из первых наблюдений, которые оказывается возможным сделать на материале словаря, можно упомянуть, что среди слов, вошедших в семантическое поле «язык» (Орехов 2004, 28) во франкоязычных стихотворе-

52

ниях отсутствуют слова, обозначающие ‘молчание’. Считается, что в стихах на русском языке у Тютчева понятие молчания занимает центральное место (стихотворение «Silentium!»), а во французских стихотворениях эксплицитно не представлено. Это согласуется с тем, что в русском тексте перевода из Микеланджело Тютчев употребляет привычное ему слово «молчи»: «Молчи, прошу, не смей меня будить…». Во французском переводе призыв выражен совершенно иначе: de grâce, parlez bas, то есть «ради милости, говорите тише», а не *ne parlez pas, то есть не «не говорите» или, положим, *silence! — эмфатическим призывом к тишине. Французский перевод в большей степени соответствует итальянскому оригиналу, а в русском наблюдается переводческая вольность, по всей видимости, отражающей особенности его собственной языковой картины мира. Этот факт подтверждает представление о том, что как русскоязычный автор Тютчев отдавал предпочтение «молчанию» перед говорением, а во французских стихах мог обойтись даже «тихим говорением», не отрицая факта речи как такового. Вероятно, русский язык был для Тютчева в большей степени «языком молчания», чем французский.

Разумеется, недостаток источников не позволяет говорить об этих выводах как об окончательных, но сделать некоторые наброски к реконструкции французского Тютчева всё же возможно и инструментом такой реконструкции служит авторский идеографический словарь.

Литература

Винокур 1959 — Г. О. Винокур. Об изучении языка литературных произведений // Г. О. Винокур. Избранные работы по русскому языку. М., 1959.

Егоров 2004 — Б.Егоров. Частотный словарь лексики Тютчева и его поэтическое мировоззрение // Тютчевский сборник. Kraków, 2004.

Иванов 1993 — Вяч. Вс. Иванов. Русская диаспора, язык и литература // Диапазон. 1993. №1.

Караулов 1976 — Ю. Н. Караулов. Общая и русская идеография. М., 1976.

Орехов 2004 — Б. В. Орехов. Идеографический словарь языка французских стихотворений Тютчева. Уфа, 2004.

Потебня 1993 — А. А. Потебня. Язык и народность // А. А. Потебня. Мысль и язык. Киев, 1993.

Шапир 2000 — М. И. Шапир. Universum versus: Язык — стих — смысл в рус. поэзии XVIII-XX веков. М., 2000.

Bilokur 1970 — B. Bilokur. Statistical Observations on Tjutcev’s Lexicon // The Slavic and East European Journal. Vol. 14. No. 3 (Autumn, 1970).

53

Bilokur 1975 – B.Bilokur. A concordance to the Russian poetry of Fedor I. Tiutchev. Providence, 1975.

Hallig, Wartburg 1963 – R.Hallig, W. von Wartburg. Begriffssystem als Grundlage für Lexikographie. Berlin, 1963.