Борис Орехов — Научный архив профессора Р. Г. Назирова

Орехов, Б. В. Научный архив профессора Р. Г. Назирова [Текст] / Б. В. Орехов // Русское слово в Республике Башкортостан: Материалы региональной научно-теоретической конференции / отв. ред. О. П. Касымова. — Уфа: РИЦ БашГУ, 2011. — С. 115—120.

115

Профессор Ромэн Гафанович Назиров (1934–2004) был ярчайшим лектором и филологом мирового масштаба. Его труды, посвящённые Пушкину, Гоголю, Чехову и особенно Достоевскому опубликованы в центральной и зарубежной печати и до сих пор считаются основополагающими, изучаются и цитируются литературоведами с неослабевающим интересом. Больше всего внимания профессор Р. Г. Назиров посвятил сюжетике повествовательных текстов, для этого занимательного и по-своему сложного предмета изучения в своей докторской диссертации (до сих пор не опубликованной) он предложил новую научную дисциплину: сравнительную историю фабул. Считая себя последователем А. Н. Веселовского (а равно Ю. Н. Тынянова и Ю. М. Лотмана), Р. Г. Назиров предпринял также несколько любопытнейших исследований, касавшихся архаических и фольклорных сюжетов, и с этими статьями регулярно выступал в периодическом сборнике «Фольклор народов РСФСР» (позднее — «Фольклор народов России»).

Такой портрет Р. Г. Назирова легко составить по его печатным трудам. Однако после ухода учёного в 2004 году неожиданно почти для всех коллег и даже ближайших учеников выяснилось, что масштаб сделанного Р. Г. Назировым несоизмеримо значительнее.

По каким-то своеобычным психологическим причинам большая часть написанного профессором Р. Г. Назировым была написана «в стол», а масштаб и разнообразие этих трудов без преувеличения впечатляющи.

В архиве рукописей учёного мы обнаруживаем завершённые и только начатые статьи уже знакомой нам тематики. Сейчас уже напечатаны не издававшиеся при жизни проблемно близкие к тому, что Р. Г. Назиров публиковал в «Фольклоре народов РСФСР», статьи «Сюжет как компромисс», «Подлинный смысл Поликратова перстня», «Продолжение как форма обновления традиции»1. Но ещё более удивительным открытием становится то, что эти и уже опубликованные работы о фабулах, сформировавшихся ещё в фольклорной и раннелитературной среде (например, «Сказочные талисманы невидимости», «Сюжет об оживающей статуе»), а затем определивших облик литературы Нового времени, должны были составить грандиозную монографию «Превращения сюжетов», по масштабу и методу сравнимую с «Исторической поэтикой» А. Н. Веселовского. По всей видимости, Р. Г. Назиров долго вынашивал замысел этой монографии, неоднократно перерабатывая её план, так и не обретший законченный вид, но ясно, что в книге, которой так и не суждено было осуществиться, задумывалось четыре части: 1. Архаические сюжеты; 2. Сюжеты, возникшие в античности; 3. Средневековые сюжеты; 4. Сюжеты Нового времени. Поскольку некоторые главы монографии так и не были написаны, а либо остались в виде планов и набросков (сюжет о «маге-цивилизаторе», сюжет о «повелителе мышей»), либо в виде простого упоминания, публикация этой книги в законченном виде, соответствующем замыслу Р. Г. Назирова, сейчас едва ли возможна.

Другая работа, которая представляет интерес для знакомых с печатными трудами Р. Г. Назирова, по всей видимости, не завершена, но готова примерно на 40% — это монография, посвящённая роману Ф. М. Достоевского «Бесы». Над текстом литературовед работал в течение осени 1973 года, но по каким-то причинам оставил свой замысел. Имеющиеся в архиве листы первых глав книги трактуют исторический, литературный и культурный фон романа на материале впечатляюще широкого охвата. Так как в нашем распоряжении имеются черновики, относящиеся к разным этапам работы над текстом, можно сделать вывод, что по мере углубления в тему, всё большее значение в её контексте приобретала для Р. Г. Назирова фигура М. Ю. Лермонтова и его романного опыта. Очевидно, что дальнейшая работа с архивом позволит обнаружить и какие-то другие не опубликованные до сих пор работы Р. Г. Назирова о Достоевском.

Главной же своей работой (такую формулировку употребляет в маргиналиях сам Р. Г. Назиров) учёный считал свою докторскую диссертацию «Традиции Пушкина и Гоголя в русской прозе», которая была окончена к началу 1980-х годов, тогда же обсуждена в Уфе и Ленинграде (стенограммы обсуждений сохранились в архиве Р. Г. Назирова), но защищена в виде научного доклада лишь в 1995 году. Первостепенной задачей следовало бы признать скорейшую публикацию этого труда, ни в коей мере не потерявшего своей актуальности. В то же время эта работа должна быть выполнена ответственно и аккуратно. Очевидно, что, во-первых, необходимы, хотя бы и в самом минималистичном объёме, комментарии, поясняющие, что произошло в науке о русской литературе с момента создания диссертации по сей день, то есть включающие её в современный филологический контекст. Во-вторых, в архиве учёного сохранилось внушительное количество черновиков к диссертации, требующих отдельного текстологического разбирательства: это не менее 12 дел с черновыми набросками и машинописными листами, отражающие разные этапы работы над текстом.

Но архив Р. Г. Назирова содержит и существенное количество таких текстов, о существовании которых догадаться было трудно. В жизни бывший несомненным энциклопедистом, исключительно эрудированным человеком, Р. Г. Назиров в печати проявлял себя, в основном, как автор, возделывающий довольно ограниченный тематический сектор. В действительности же научная лаборатория учёного работала над более широким кругом вопросов, требующих текстуальной реализации в ином жанре, нежели статья или монография.

Среди таких текстов можно упомянуть представленную в нескольких вариантах рукопись учебника по введению в литературоведение. Этот пропедевтический курс, вводящий студента в тему и метод литературоведческого исследования всегда был и будет актуальным, а разработки Р. Г. Назирова в этом направлении, по меньшей мере, не лишены любопытства, хотя в целом и ориентированы на студента иной эпохи (имеются в виду прежде всего не отсылки к классикам марксизма, а несколько завышенные по сегодняшним временам требования к эрудиции и интеллектуальным способностям слушателей курса).

Но самые грандиозные замыслы Р. Г. Назирова нашли воплощение в формах словарей и летописей. Некоторую локальную известность ещё до публикации (которая на сегодняшний день так и не состоялась) приобрёл словарь сюжетов и героев мировой литературы. Насколько можно судить, аналогичные разработки, ориентированные на школьного читателя, имеют в наше время издательский и коммерческий успех. Нет сомнений в обоснованности введения в этот сегмент рынка и труда, предпринятого некогда нашим выдающимся литературоведом.

Второй же словарный замысел, в той или иной мере включающий себя первый, это обширнейший (объём его трудно установить по рукописи, которая занимает около десятка дел) «Словарь литературоведения и смежных наук», включающий в себя ценнейший и интереснейший материал, без знакомства с которым не может обойтись ни один учёный любой гуманитарной области. Состав словника подобран исходя из реальных и актуальных информационных потребностей литературоведа, так что текст этого труда может быть использован не только как справочник, но и как первоклассный учебник.

Потрясает не только охват материала, но и величина замысла, оставшегося практически неизвестным ни коллегам, ни ученикам.

Проект такого же масштаба, некогда осуществлённый Р. Г. Назировым, но, вероятно, не предназначавшийся для печати, это «Летопись XIX века». В нескольких тетрадях большого формата Р. Г. Назиров реализовал интереснейшую идею: создать летопись того века, изучению которого посвятил научную жизнь. День за днём, месяц за месяцем расписан весь девятнадцатый век, включающий в себя на территории Европы и Америки различные события, от публикации сборников стихов до крушения поездов; Выписки, сделанные неизменной чернильной перьевой ручкой, снабжены аккуратно вклеенными вырезками и иллюстрациями из газет и журналов на разных языках (прежде всего, на русском, английском, французском, немецком и польском), в чём чувствуется вкус Р. Г. Назирова к книжной вёрстке. Это ценнейший источник для постижения культурного фона изучаемых литературных явлений и истории искусства.

Как и последний упомянутый труд, большую часть архива Назирова составляют не предназначавшиеся для посторонних глаз конспекты-очерки, которые от этого не теряют своего просветительского значения. Это написанные собственными словами реферативные экскурсы в чрезвычайно разнообразные области мировой истории и культуры — от истории Турции и Венгрии до культуры Ислама и живописи второй половины XX века. В этом разгадка того самого потрясающего энциклопедизма Р. Г. Назирова, о котором до сих пор вспоминают выпускники и преподаватели филологического факультета Башкирского университета. Профессор Р. Г. Назиров впечатлял каждого своего собеседника глубиной и детализированностью знаний почти по любому вопросу. Только сейчас стало понятно, что причина этого не в феноменальной памяти или какой-то другой случайной удаче, осенившей учёного. Причина в кропотливом труде и беспримерной самодисциплине. По каждому интересовавшему Р. Г. Назирова вопросу в его кабинете существовала простая ученическая тетрадь (подчас не одна), в которую методично год за годом вписывались, вклеивались, вкладывались новонайденные факты и сведения. В результате получался энциклопедический очерк, вполне готовый к печати, но остававшийся материалом для внутреннего пользования. Вот далеко не полный перечень того, что попало в сферу внимания Р. Г. Назирова и удостоилось отдельного дела, зафиксированного в описи архива: «Франция. Филипп IV Красивый и его наследники, его эпоха и столетняя война», «История математики», «Малайская раса», «Предыстория культуры. Древние мифы и религии Востока», «Знаменитые женщины», «Государствоведение», «Философия и политика 1960—1985 гг.», «Раскол и старообрядчество», «Быт и культура США», «Наполеон и его время», «Великая Отечественная война», «Польская история XVIII века». В этом списке (который в полном виде составляет несколько десятков наименований) мы нарочно опустили само собой разумеющиеся дела, касающиеся непосредственно литературоведческой проблематики.

Наконец, в архиве обнаруживают себя никогда и нигде не проявившие себя художественные опыты Р. Г. Назирова. Место действия его прозы может пересекаться с теми пространствами и эпохами, изучению культуры которых он посвятил большую часть своего времени — это Франция и Россия, в основном, XIX века, а может и быть посвящена советскому быту, к которому, как считали шапочно знакомые с ним люди, профессор был не столь внимателен. Особенной привлекательностью обладает написанный литературоведом Р. Г. Назировым роман о Пушкине, несомненно вызывающий в памяти опыт Ю. Н. Тынянова.

Характер работы над текстом, который становится понятен из облика рукописей, очень многое проясняет в научном методе Р. Г. Назирова. То, что предназначалось к публикации, проходило, очевидно, несколько этапов обработки. В идеальном случае (который, разумеется, выдерживался не всегда) алгоритм был следующим: сначала создавались планы, расширенные набросками, затем писался черновик (обычно в ученической тетради), снабжаемый пометами и дополнениями (иногда на полях, иногда в виде вставок на отдельных листках или даже клочках бумаги), затем почти феноменально разборчивым почерком — беловик (на листе формата А4, к нему позже также могли добавляться пометы), а в финале работы появлялась машинопись, которая и направлялась в издательство. Несомненно, что эта строгость и методичность есть не просто привычка, но самая сущность ответственного подхода к исследованию: бросовый, проходной текст, на которые Р. Г. Назиров не разменивался, не стоил бы таких трудов и времени.

Нельзя не сказать и об уникальном стиле текстов Р. Г. Назирова. Свои статьи Р. Г. Назиров строил в форме увлекательных исторических экскурсов, зачастую стирая стилистическую грань между в общем случае далеко разведёнными лекционным и научным жанрами. Теперь ясно, что таким образом написаны не только статьи, но и все остальные тексты учёного. Среди тех особенностей, которые также сразу бросаются в глаза, можно назвать масштабные обобщения, самым органичным образом сочетающиеся с вниманием к детали (например, в очерке истории Польши после описания восстания Костюшко Назиров добавляет несколько десятков биографических портретов участников восстания — чтобы за исторической тектоникой не забыть того, что он называл «ароматом эпохи»). В работах Р. Г. Назирова можно заметить жёсткую ценностную иерархию, где на самом верху аксиологической пирамиды находятся гуманизм, мастерство и творчество, и это особенно выступает в научной работе, изначально не предполагающей оценки изучаемых явлений. Эти и другие особенности научного метода Р. Г. Назирова вписывают его фигуру в парадигму модерна, которому также свойственна и внятная иерархичность (позже утраченная в постмодерне), и сочетание детализированности и генерализованности (в качестве примера можно назвать и «Ругон-Маккары» Э. Золя, и манифесты символистов). Модерн также способен нам пояснить и другие черты стиля Р. Г. Назирова, такие, как, например, ощутимое тяготение к артистизму высказывания, способному даже заслонить собственно исследуемую историческую реальность. Так, в статье «Славянские легенды о зиждителях городов» в подтверждение своих ярких идей Р. Г. Назиров приводит несколько оригинальных этимологических выкладок. К сожалению, этимологии гадательны и произвольны, но эффектность такого хода в литературоведческой работе несомненна. Кстати, если из личных бесед с учёным можно было вынести впечатление о его скептическом отношении к лингвистике, то теперь ясно, что оно основано не на поверхностном знакомстве с предметом, а появилось в результате глубокого знакомства с темой, отразившейся в авторском рукописном «Очерке истории лингвистики».

Кроме того, по общепринятому мнению модерн связан с ростом городов, урбанистическим оттягиванием из деревни семантического центра истории и прогресса. Довольно закономерно, что и в опубликованных и в архивных работах Р. Г. Назирова мы находим несколько трудов, посвящённых именно образу города в культуре. В частности, с обзора «городской темы» в литературе начинается монография учёного «Творческие принципы Ф. М. Достоевского». Примеры подобного рода можно множить, но главное уже ясно: Р. Г. Назиров стал той редкой фигурой, в которой уже ушедшая культурная эпоха в полной мере воплотила себя, дав значительные образцы как научных достижений, так и бытового поведения учёного.

Очевидно, что архив профессора Р. Г. Назирова, пусть и не в полной мере, но требует публикации в силу неизбежной актуальности того, что стало (а в некоторых случаях ещё не успело стать) историей. В смысле истории идей лежащие в рукописях работы учёного хранят массу не введённого в научный оборот материала, не реализованный потенциал которых поучителен и более чем достоин печатного воплощения.


1 Назиров Р. Г. Сюжет как компромисс // Диалог. Карнавал. Хронотоп. 2010. №1—2; Он же. Продолжение как форма обновления традиции // Историческая поэтика жанра. — Биробиджан, 2009. С. 82—86; Он же. Подлинный смысл Поликратова перстня // Гуманитарные исследования в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. 2010. № 4. С. 147—149