Борис Орехов — Двадцать лет мифа

Персональная выставка Василя Ханнанова в БГХМ им. М. В. Нестерова приурочена к пятидесятилетию художника и в полном соответствии со своим «юбилейным» жанром представляет ретроспективу творческого пути мастера. Были выбраны очень удачные для экспозиции полотна в хронологических рамках 1986–2006 гг., позволяющие составить довольно последовательное впечатление о сделанном за двадцать лет. Прежде всего, это самая традиционная по технике картина «Посиделки. Посвящение Тукаю» (1986), резко выделяющаяся на фоне других, большей частью нефигуративных и минималистических полотен. Зато «Посиделки» отлично вписываются в «формат» БГХМ, стены которого приучены к русской и зарубежной классике: статичные фигуры мужчины и женщины в национальных костюмах монументальностью своих поз одновременно внушают идею нерушимой вечности и щемящей тоски, объяснение которой зритель должен искать в собственной душе. Бьющий в глаза контраст, подчёркнутый единством тематики, возникает при созерцании соседней работы «Плач по Тукаю» (2005). Этот внушительный по размерам экспонат можно назвать одним из ключевых для всей концепции выставки: от него тянутся нити сразу к нескольким другим разноплановым произведениям. С одной стороны, здесь художник спустя двадцать лет снова обращается к теме Г. Тукая, но на этот раз решает её совершенно иначе: художественное пространство организуется с помощью наклеенной на плоскость холста ткани завораживающе бирюзового цвета, а венчают композицию золотые буквы, складывающиеся во фразу на татарском языке. Такое исполнение напоминает о двух группах широко представленных на выставке работ: это цикл «Сферы интимного», одновременно с которым создавался «Плач по Тукаю», и «Вахия». Ничего удивительного в том, что речь идёт именно о группах произведений: излюбленный метод Ханнанова — создание циклов вариаций на выбранную тему.

«Сферы интимного» — «Ожидание», «Паганини», «Алтынай» — сделаны в той же технике: на плоскости укреплены определённым образом обработанные куски материи. Расположение экспонатов в пространстве музея диктует, что центральной в этом ряду (хотя и не относящейся к «Сферам интимного») должна восприниматься работа «Допрос Салавата», словно восседающая во главе торжественного стола, помещённая в конце вытянутого зала. Хотя как раз здесь зритель может почувствовать эмоциональный диссонанс из-за чрезмерного пафоса замысла, подточенного мелодраматичностью прилагающейся истории создания «Допроса». Ощущаемая как совершенно избыточная в насыщенно лирическом контексте выставки «политическая» составляющая перебирается на соседнюю стену и искажает впечатление от висящего там «Ожидания», содержащего погодное, как в летописи, перечисление дат, открываемое годом взятия Казани.

С другой стороны, как уже говорилось, «Плач по Тукаю» демонстрирует ещё один традиционный для Ханнанова приём: в живописное пространство вводится текст, нанесённый золотой краской. Этот приём наиболее заметен в цикле «Вахия», где на глубоком синем фоне в плоскостной силуэтной манере изображены персонажи евангельских сюжетов в сопровождении арабской вязи. Такое неоднозначное и, пожалуй, даже вызывающее скрещение культурных традиций, тем не менее, глубоко прочувствовано в художественном образе и ещё только ждёт своего рационального осмысления.

Самостоятельную и составляющую отдельный центр тяготения в концептуальном смысле часть экспозиции представляют извлечения из пространного цикла «Рождение мифа»: супрематические композиции, строгий геометризм которых одушевлён древним символом яйца, источником всего сущего. Здесь с помощью минимума элементов Ханнанов демонстрирует своё потрясающее владение композицией, доступное лишь Мастеру. Мастеру, уже давно идущему по пути мифа. Мифа о нём самом.