Дмитрий БЫКОВ. Эвакуатор: Роман и стихи вокруг романа. — М.: Вагриус, 2005. — 352 с.

Две замечательные трагикомедии 1990-х годов, «Небеса обетованные» и «Сочинение ко Дню Победы», заканчиваются одинаково: старики, преданные своей страной, улетают — неважно, куда, — в облака.

Метафора, столь же точная, сколь жестокая.

Не настанет ли такое время, когда бежать придется всем, и прежде всего молодым: не потому, что они резвее, а потому, что старикам уже все равно, где умирать…

В новом романе Дмитрия Быкова время эвакуации — осень 2005 года. Это уже не будущее: это настоящее.

Каждый день — взрывы, смерть, безнадежность. Террористы? Мифический Шамиль, рассылающий по сети предупреждения о близящемся уничтожении Москвы? Действия властей? Чудовищные случайности? Или просто страна рушится под собственной тяжестью? «Апокалипсис сегодня» — концепция не новая, но воплощенная Быковым по-журналистски точно, можно сказать, плакатно — и с неизбежными плакатными упрощениями.

Как и в предыдущих романах, Быков, верный традициям русской литературы, показывает ход колеса истории, знакомя нас с маленькими людьми, попавшими под это колесо. В «Оправдании» Константин Рогов пытался найти объяснение жестокостям советской империи, принять их — и погибал. В «Орфографии» журналист Ять пытался остаться собой в революционной России, между консерваторами, либералами и радикалами, — но эмигрировал, потому что спасти нельзя никого и ничего. В «Эвакуаторе» из обреченного города бегут, говоря социологическим языком, «представители нижне-среднего класса»: сотрудница глянцевого журнала Катька и компьютерщик Игорь. Катька замужем за человеком невзрачным и жалким (впрочем, читатель видит «нашего мужа» только ее глазами, поэтому трудно судить, каков он на самом деле). Маленькая дочка, неприятно похожая на отца. Бабушка в Брянске. Вот, собственно, и все, что связывает Катьку с этим миром. Да еще Игорь — друг, любовник, утешитель и фантазер.

И когда он предлагает новую игру — будто Игорь инопланетянин, который может эвакуировать с Земли на Альфу Козерога шестерых человек, — Катька и подумать не может, что вскоре Игорь повторит предложение всерьез. А в сарае на его даче (до которой совсем непросто добраться по дорогам парализованной страны) стоит звездолет, в законсервированном состоянии неотличимый от садовой лейки, только неподъемной. И кого теперь спасать? Кого отбирать? И неужели на чудесной Альфе нас может ждать что-то иное, а не те же гарь, пошлость и глупость?

Быков — плохой социолог и хороший писатель; именно поэтому его обобщения столь легковесны в бесчисленных статьях и, как правило, убедительны в романах. С мировидением можно спорить — судьбу героев принимаешь как данность.

В «Эвакуаторе», в отличие от «Орфографии», идеологии почти нет (и лучше бы не было совсем). Зеркала отражают друг друга: пожары и руины — фон для истории любви Игоря и Катьки; история любви — образ глобального тупика, эвакуироваться из которого невозможно; фантастика — проекция человеческих отношений.

О любви написано так, как это умеет Дмитрий Быков — и не умеет почти никто другой из наших фантастов: откровенно, трогательно и без вульгарности. C очень живыми диалогами. С привкусом обреченности. И любовь эта столь подлинна, что всё прочее, включая жизнь среди взрывов, кажется… второстепенным и не то что неправдоподобным, а искусственным. Конечно, связь и контраст реальности и вымысла — одна из главных тем романа, но, кажется, не такого эффекта добивался автор. Может быть, чтобы прочувствовать «Эвакуатора», нужно жить в современной России, — не знаю.

К середине книги ощущение нарочитости уже не оставляет читателя — причем возникает оно задолго до того, как действие переносится в космос. Что происходит с героями на самом деле, понимаешь чуть позже, а в финале — печальном, как всегда у Быкова, — признаешь оправданность приема. (Разумеется, рецензент не вправе раскрывать все карты!)

Метафора воплотилась полностью, сюжетная посылка дошла до логичного завершения. Быков несколько раз обманул наши ожидания: чего стоит одна только игра с темами романа «Трудно быть богом» (Игорь, подобно Румате, вывозит обреченных людей из нового Арканара — но принципы отбора у эвакуаторов совершенно иные). Конечно, не будет Игорю и Катьке ни покоя, ни света — даже на Альфе Козерога; и в тот момент, когда читатель готов поверить, что изгойство — извечная судьба влюбленных… сюжет в последний раз выворачивается наизнанку. Не мир виновен в судьбе героев, но они сами. Убежать нельзя не с Земли — от самих себя. Не укрыться ни в фантазии, ни в воспоминаниях.

Как в финале «Алисы в Стране Чудес», «сказка лопнула». Эвакуация не состоялась; не вполне состоялся и сам роман. Несовершенство заложено в самом замысле. Зазор между объемностью чувств и двумерностью игры в инопланетян столь же ощутим, как и контраст между интеллигентским просторечием авторского стиля и нарочито ломаной речью эвакуатора с Альфы Козерога («У нас человек отличный, хороший, мочь иметь практически бесконечно, а дурной, злобна морда, лишаться последнее»).

Читая «Эвакуатора», я колебался между «верю — не верю» и вместо того, чтобы полностью погрузиться в текст, начинал сравнивать роман с предыдущей книгой Быкова, «Орфографией». Сравнение не в пользу новинки: всё, что хорошо в «Эвакуаторе», — обреченность любви, ценность мелочей, — уже было высказано Быковым ранее. И, пожалуй, сильнее.

Но в любом случае, роман этот — одна из самых ярких фантастических книг последнего времени. И цикл стихов, завершающий книгу, — твердый голос Быкова-поэта — необходимое добавление к ней: прямой разговор, в котором и басенная условность уместна.

Замерзли все цветы, ветра сошли с ума,
Все, у кого был дом, попрятались в дома,
Согбенные рабы соломинки таскают…
А мы, негодные к работе и борьбе,
Умеем лишь просить: «Пусти меня к себе!» —
И гордо подыхать, когда нас не пускают.
Когда-нибудь в раю, где пляшет в вышине
Веселый рой теней, — ты подползешь ко мне,
Худой, мозолистый, угрюмый, большеротый, —
И, с завистью следя воздушный мой прыжок,
Попросишь: «Стрекоза, пусти меня в кружок!» —
А я тебе скажу: «Пойди-ка поработай!».