ДЖ. Р. Р.ТОЛКИН. Профессор и чудовища: Эссе. — СПб.: Азбука-классика, 2004. — 288 с.

В устах русских почитателей Толкина звание «Профессор» долгое время было скорее данью уважения, нежели признанием научных заслуг. Не думаю, что труды по этимологии англосаксонского языка многим окажутся по зубам (что у нас, что в Англии), но сборник статей «Чудовища и литературоведы» уже давно ожидал русского перевода. Потому что мало прочесть «Властелина Колец» и «Сильмариллион» — их нужно еще и понять, а это не так-то просто, как могли убедиться те, кто знаком с серьезными работами, посвященными Толкину. Том Шиппи, чья замечательная книга «Дорога в Средиземье» издана по-русски в прошлом году, блестяще доказал: художественное и научное наследие Толкина неразделимы. И чем больше было в этой книге цитат из эссе Профессора, тем сильнее хотелось прочитать полные тексты: даже самый яркий комментарий не заменит первоисточника.

Итак, дождались. Правда, в русское издание вошли только три статьи из семи, отобранных Кристофером Толкином для оригинального сборника. Но принцип отбора понятен: волшебные истории, реальные и вымышленные языки остаются (до поры до времени) в стороне, а нам представлены три знаменитые работы о шедеврах средневековой поэзии: «Беовульф: чудовища и литературоведы», «О переводе „Беовульфа“», «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь», а также, в качестве бонуса, предисловие и послесловие к пьесе самого Толкина «Возвращение Бюрхнота». Но и это еще не всё! Не так часто встретишь издание Толкина, снабженное предисловиями, послесловиями, комментариями и дополнениями, да еще и выполненными на столь высоком уровне. Мы можем прочесть не только рассуждения о «Беовульфе», но и тексты, собранные под одной обложкой с единственной сохранившейся рукописью поэмы: «Житие св. Христофора», «Чудеса Востока», «Послание Александра Аристотелю о чудесах Индии», — а тексты эти проясняют культурный контекст «Беовульфа» и дополняют выводы Толкина. Не только безымянный дракон «Беовульфа» перед нами — но и рассказы о других чудовищах Севера.

Н.Горелов, составитель и один из переводчиков книги, в предисловии приводит слова некоего английского филолога: «Братство Кольца» он не читал и не собирается, а вот если Толкин напишет монографию о древне- или среднеанглийском, — с такой книгой можно и ознакомиться. Сборник «Профессор и чудовища» предназначен и для тех, кто знает «Властелина» назубок, и для тех, кто, увлекаясь англосаксами, знать не желает о хоббитах (которые, конечно, те же англичане, только мохноногие). Вторые прочитают наконец работу, после которой «Беовульфа» начали изучать как поэму, великолепное творение искусства, а не просто замутненный источник исторических данных. Первые же, будучи не новичками в Средиземье, обратят внимание на то, что лекция о «чудовищах и литературоведах» была прочитана за год до публикации «Хоббита» и начала работы над «Властелином», — и стоит ли удивляться тому, что в ней Толкин-ученый сформулировал принципы, важные для Толкина-писателя?..

Не будем забывать, что множество филологов расценивали «Беовульфа» (и до сих пор расценивают «Властелина Колец») как слабое в художественном отношении произведение — именно из-за дракона и прочих чудищ! Толкин едва ли не первым заговорил о том, почему дракон совершенно необходим поэту, вопреки требованиям современного «здравого смысла». Именно Толкин дал совершенно неожиданную трактовку того, как соотносятся в поэме язычество и христианство. Именно Толкин, собирая по крупицам лингвистические свидетельства, реконструировал картину мира, которая оформляла сознание и автора поэмы, и его читателей. Реконструировал неявный подтекст «Беовульфа»: одиночество людей Срединного Мира, который опоясан «безбрежными морями и потусторонней тьмой»; людей, «с суровой отвагой переносящих горестные дни жизни до самого часа судьбы, когда все погибнет». А дракон… дракон, в конечном счете, это и есть воплощение неотвратимой судьбы, а может, и Зла, с которым нужно бороться, даже если борьба обречена. Но поэт, — замечает Толкин, — не проговаривает всё это прямо, потому что он создает образы, а не аллегории.

Том Шиппи заметил, что Толкин явно считал себя духовным наследником автора «Беовульфа» и более того — конгениальным творцом. «Хоббит» и «Властелин Колец» не только восходят к древней поэме, не только «переигрывают» отдельные ее эпизоды, — но и во многом воссоздают самый мир «Беовульфа», его философию и этику. Поэт темных веков и ученый не менее темного столетия говорят об одном, а значит — великая традиция, едва не утраченная, всё-таки жива.

Знаменитый образ Толкина: человек (автор «Беовульфа») создал из руин (из хроник и мифов) высокую башню (свою поэму). Но «потомки этого человека… стали ворчать: «Странный он был тип — взял и использовал древние камни для строительства бесполезной башни! Лучше бы восстановил старый дом. У него не было никакого представления о гармонии!» А ведь с вершины этой башни человек смотрел на просторы моря…»¹

«Беовульф» и «Властелин Колец» — две башни (если угодно — «две твердыни»), красота которых не подлежит сомнению. Вовсе нет необходимости разрушать их, чтобы разобраться в том, из каких камней они сложены. Но приглядеться к старой кладке, право же, стоит. Сборник «Профессор и чудовища» поможет в этом.

¹ Достойно сожаления, что именно в этот фрагмент тщательно подготовленного издания вкралась опечатка, совершенно искажающая смысл!