Михаил Назаренко

Михаил Назаренко — 35 причин, почему фильм «Две твердыни» мне понравился меньше, чем мог бы

Фишка заключается вот в чем: я прекрасно понимаю, что Джексону приходилось идти на компромиссы. Он снимал массовое кино, рассчитанное не только на фанатов, но и на рыболовов, бизнесменов, строителей, домохозяек и детей, во множестве обитающих по всему миру. Таковы правила игры, и не Джексон их установил.
Марина Дяченко
(из ответа на предыдущую рецензию)

Прежде всего: фильм мне понравился, причем с куда меньшим числом оговорок, чем первый. Что было хорошо в первой серии, то и во второй хорошо, а кроме того, появилось и много нового. Великолепен Голлум. Характеры героев если и не развиваются, то проясняются и очерчиваются. Множество хороших деталей:

— Два Древа Валинора на гобелене у Элронда;

— англосаксонский «Странник», читаемый Теоденом («Где ныне конь и конный» — «Две твердыни», кн. III, гл. 6);

— заклятие умертвия в устах Голлума и кулинарные рецепты троллей (троицы из «Хоббита») — в устах Сэма;

— статуя Хельма;

— эльфийская маскировка и эльфийский способ посадки на коня…

И великолепная «Песня Голлума» в финале.

Теперь уже четко видно: да, эпоха уходит. Жухлый Рохан, серый, рассыпающийся Гондор, сизо-черные краски предрекаемой Четвертой Эпохи… (В книге Рохан зеленеет весенней травой, но контраст с яркой Хоббитанией для фильма важнее. Если к чему придираться — так это к тому, что чуть ли не из каждой точки Рохана видны горы. Впрочем, у Джексона горы торчат по всему Средиземью. Расползлись, видимо.)

Сильно. И зачастую адекватно оригиналу. Кроме…

О чем следуют пункты.

0. Старый добрый Балрог. Я еще в прошлый раз обещал, что не буду придираться к типажам, но тройное падение чудища, Гэндальфа и меча Гэндальфа… То есть вроде бы всё, как у Толкина, — только совсем не как у Толкина. Ладно, молчу, молчу.

1. Как опасно редактировать Толкина. Фродо и Сэм бредут по Эмин Муил, все их мысли о Мордоре, а о друзьях хоббиты вспоминают довольно редко. Так? И в фильме тоже так? Так вот, это и есть огромный и страшный ляп. Потому что у Толкина Фродо и Сэм ушли на восток, не зная о нападении урук-хаев, а в фильме они удрали в разгар битвы. Потому что у Толкина хоббиты думают, что остальные «братчики» движутся к Минас-Тириту, где до поры до времени безопасно, а в фильме они знают, что Арагорн и компания, вполне возможно, погибли, прикрывая их уход. Знают — и ни разу об этом не говорят.

Поэтому дальнейшие упоминания Боромира звучат совсем по-идиотски.

«ФАРАМИР. …Он мертв.

ФРОДО. Мертв? Как? Когда?»

Ну да, напали на отряд какие-то особо крутые орки в немереном количестве — когда бы это Боромир мог погибнуть и каким же образом?

И потом:

«СЭМ. Хошь знать, как погиб Боромир? Хошь знать, как погиб твой брат? Он хотел забрать Кольцо у Фродо. Клялся защищать его, а потом пытался убить! Твой брат свихнулся из-за Кольца!».

Живо всё припомнил, как припекло. Правда, припомнил вовсе не то, но это уже другой вопрос.

Кстати, как Фарамир узнал о смерти брата, в фильме не объяснено.

2. Багровое Око меж двух электродов. За что это его так? Милый, милый.

Саурон, если кто не помнит, в конце Третьей Эпохи выглядел как здоровенный мужик с четырьмя пальцами на правой руке. Изображать его этаким fireball’ом — все равно, что волшебника по имени Гэндальф Серый Плащ представлять в виде назгула.

3. Зачем хоббиты потащили Голлума за собой — еще до того, как потребовали от него показать дорогу в Мордор? В книге Голлум сначала пообещал проводить их до места, потом попытался сбежать, а уж потом с него взяли клятву.

4. Очередной доклад Сарумана Саурону через палантир. Не так всё было: Саруман избегал смотреть в палантир, чтобы Черный Властелин не вызнал его планы насчет захвата хоббитов и Кольца. Ведь Зрячий Камень не только слова передает, но и мысли — особенно если на том конце провода Саурон.

5. Ну, мелочь, а все равно: у Мерри и Пиппина связаны руки, а когда одного из них чуть на растоптала лошадь, он беспомощно раскидывает… руки, конечно. (Забавно, что Арагорн говорит «Их руки были связаны» ровно через 13 секунд после того, как нам второй раз показывают развязанные руки Пиппина.)

6. К вопросу о бдительности. Следопыт Арагорн и дальнозоркий Леголас (о Гимли уж молчу) не заметили и даже не услышали отряд Эомера, пока тот не подъехал вплотную. Впрочем, всадники тоже не увидели трех бегунов на гребне холма. Неудивительно, что орки шастают по Рохану, как у себя дома.

И дым от костра, на котором горели урук-хаи, Бродяжник тоже не заметил.

7. «Мы следуем за отрядом урук-хаев», — говорит Арагорн. Откуда он знает, как они называются? Гэндальфу, пока он сидел на крыше Ортханка, вряд ли докладывали о ходе военно-алхимических работ.

8. «Скачем на север!» — велел Эомер, и всадники поскакали… куда угодно, только не на север, потому что туда (к Фангорну) направился Арагорн со товарищи.

(Разумеется, самые главные слова Эомера и Арагорна в фильм не вошли: «Как в такие дни поступать и не оступаться?» — «Да как обычно, — отвечал Арагорн. — Добро и зло местами не менялись: что прежде, то и теперь, что у эльфов и гномов, то и у людей. Нужно только одно отличать от другого». Пер. В.Муравьева.)

9. Грышнак, преследуя Мерри и Пиппина, дважды появляется «вдруг» — естественно, сразу же, как только хоббиты говорят «Ну, оторвались!» и «Он ушел». Это уж такой штамп, что дальше некуда. Крис Коламбус во втором «Гарри Поттере» его использует еще чаще, и это не свидетельствует в пользу ни Коламбуса, ни Джексона. И не говорите мне о «сюжетном напряжении». Штампы-то его как раз и убивают.

Кстати, этот эпизод — хороший, вернее, плохой пример того, как фильм упрощает книгу. У Джексона Грышнаку всего лишь охота пожрать — а ведь, согласно Толкину, он хочет прежде всего отобрать Кольцо.

10. Не энтов нам показали, не энтов. Во-первых, что бы там ни воображали западные художники, энты выглядят «almost Troll-like», «very sturdy». Крепкие, короче говоря, коренастые. Но не это главное. Ощущения древности, изначальности, соприродности… — вот того самого, что пытался выразить Пиппин, описывая Древня (перечитайте!), — его-то в фильме и нет. Ходят кусты, ну и ходят. А что перед нами древнейшие обитатели Средиземья — не чувствуется. Совсем.

11. Мертвецкие топи. Если в трясине лежит тысячелетний мертвец, а Главный Положительный Герой, проходя мимо, начинает внимательно на него смотреть, — что в таком случае делает каждый порядочный покойник? Правильно, открывает глаза («Но был он уже мертвец и глядел как мертвец» — Гоголь) и вместе с коллегами пугает ГПГ до полного заикания. Что мы и видим. Еще один штамп. Черт возьми.

12. Пролетает назгул, рука Фродо тянется к кольцу… Смотри первую рецензию, пункт 6. Фродо должен бороться, а не закатывать глаза в очередной раз! Хотя бы для того, чтобы мы ощутили контраст, когда увидим раненного, измученного хоббита в Мордоре. А то, в самом деле, где же хваленая хоббитская стойкость?!

13. «Не дайте ему заговорить, — приказывает Арагорн, когда к троице приближается „Белый Волшебник“. — Не дайте наложить на нас заклятье!» И рука — на рукояти меча. Звучит знакомо, но что-то не так. Заглядываю в книгу: конечно же, это слова не Арагорна (который, как справедливый король, не торопится никого отправлять на тот свет), а горячего парня Гимли, который знает только один способ объясняться с врагами. И Арагорн дает гному отповедь. Мелочь, деталька? — а ведь мораль героев уже другая…

14. Астральное путешествие Гэндальфа, цельнотянутое из «Одиссеи 2001». Сомневаюсь, что Толкин имел в виду такие космические картины, когда писал, что Гэндальф «блуждал вне мысли и времени». Как это показать на экране — другой вопрос. Но иначе.

15. Светозар. «Он был моим другом среди множества опасностей», — говорит Гэндальф. На самом деле Светозар всего лишь довез волшебника из Эдораса почти до самого Ривенделла. Так что красиво, но «соврамши».

16. Черные Врата Мордора. Хоббиты устраиваются на отдых ну как раз под самой сторожевой башней. Лучше места не нашли.

17. Те же ворота. На мускульной тяге троллей. Это при всей любви толкиновских злодеев к разного рода машинерии. Ладно, тролли дешевле. Но тут уж одно из двух: или каменный тролль не сдвинет дцатиметровые створы, или он во время памятной морийской битвы прихлопнул бы всех девятерых братчиков как мух, в том числе и Фродо, тем более что в упор. Ах да, ворота двигают двое троллей — это всё объясняет.

18. Экзорцизм. Сцена смехотворна от начала до конца. От схватки Наших Парней с Не Нашими Парнями, сквозь которую неспешным шагом проходит Гэндальф, — до изгнания Сарумана из тела Теодена (в первой серии старички посохами не намахались). Как всё просто, когда в разум короля пробрался злой колдун. Куда труднее излечить человека, если он сам загнал себя в тупик. Джексон выбрал первый вариант, Толкин — второй. Что поделать — «добро должно быть с кулаками, с хвостом и с острыми рогами…»

Да и к чему Саруману помощь Гримы, если он на такие штуки способен?

19. Изгнание Гримы. Не вполне могу понять логику Арагорна: «Пусть уходит. Довольно крови было пролито по его вине». Сравни слова Гэндальфа в книге: «Казнить его было бы справедливо. Но он не всегда был таким. Когда-то он был настоящим человеком и служил тебе, как мог. Дай ему коня, отпусти на все четыре стороны, и суди о нем по тому, какой путь он выберет». Весьма характерный для Толкина отрывок. Милосердие. Выбор. Растление души, которое нельзя назвать бесповоротным. В фильме раскаяться дозволено только Голлуму, а в этой сцене остались только брезгливость да королевское нежелание проливать лишнюю кровь (и все зрители, когда Грима рассказывает Саруману о водостоке в Хельмовой Крепи, вздыхают: «Эх, жаль, не прикончили гада!»).

20. Выясняется, что Эомер. изгнанный из Рохана (излишне напоминать, что в книге этого не было), — изгнанник-Эомер увел с собой две тысячи лучших воинов. Неплохо, а? И Гнилоуст с Саруманом об этом ни-че-го-шень-ки не знали, что и позволило Гэндальфу устроить им неплохой сюрприз возле Хельмовой Крепи.

21. Гимли — откровенно комический персонаж, но раздражать меня это стало только тогда, когда гном рыгнул, хлебнувши пивка, — сразу же после слов Теодена «Насколько мне известно, король Рохана — Теоден, а не Арагорн». Сцена серьезная, мрачная, и фарс в ней ни к чему.

То же продолжается и дальше. Был шанс обогатить образ Гимли, был! Как в первом фильме он не поет песню о короле Дарине, так и во втором — не восхищается пещерами Агларонда. У него поэтичная натура, у этого гнома, — недаром он поклоняется Прекрасной Даме. А в фильме что?.. Э-хе-хе.

22. Исход из Эдораса. У народа конников не нашлось коней, чтобы запрячь их в телеги.

23. Атака варгов, известных также как лютосуслики. Ладно, пусть «оживляж». Но падение Арагорна в пропасть нелепо и бессмысленно — и так понятно, что выплывает. Короли, тем более будущие, тем более из числа главных героев, — не тонут. Дистанционные поцелуи Арвен и вполне реальные — коня… приятности не добавляют. Идиотская реплика Леголаса «Ты опоздал» (когда Арагорн добирается до Хельмовой крепи) — тем более не радует.

24. Галадриэль — Элронду: «Теперь Око Саурона обратилось к Гондору». Естественный вопрос. который задают многие невнимательные читатели «Властелина»: почему Саурон не перекрыл все проходы в Мордор и не выставил стражу на Ородруине? Лучше всего на это ответил У. Х. Оден в рецензии на роман, да и в самой книге об этом прямо сказано. Добрые люди могут представить себя на месте злых: Гэндальф, Арагорн, Галадриэль знают, какие бы Черные Властелины из них получились. Но зло не может представить себя на месте добра, и Саурону даже в голову не приходит, что кто-то откажется от всевластия. Ибо зло — ущербно и, в конечном счете, глупо.

И где в фильме эта важнейшая мысль?

25. Галадриэль — Элронду: «В сердце своем Фродо понимает, что поход будет стоить ему жизни. Ты знаешь это. Ты это предвидел. Это риск, на который мы пошли…» Как же напоминает незабвенного лорда Фарквада из «Шрека»: «Некоторые из вас могут погибнуть, но это жертва, на которую я намерен пойти!». Толкин тут, разумеется, не при чем.

26. Фарамир использует глобус в качестве партизанской карты. Нет, конечно, не глобус, но добрая четверть Средиземья на столе поместилась, причем на карте обозначены только самые крупные города, и те не все.

27. Фарамир как таковой. У Толкина это — интеллигент в лучшем смысле слова. Патриот, но не шовинист — он защищает свою страну, но осознает, что мир на ней клином не сошелся, и понимает ее место в Большой Истории. Недаром Сэм говорит, что Фарамир похож на Гэндальфа, а Толкин назвал Фарамировы рассуждения о «славе временной и славе истинной» «весьма разумными».

А что же в фильме? Боромир номер два, только поумнел вовремя. Если перефразировать товарища Сталина — «Зачэм нам втарой Барамир?». Опять джексоновский «оживляж». На самом-то деле эпизоды с Фарамиром в книге очень драматичны, тем более сцена искушения Кольцом. В фильме она осталась, но передана Арагорну — помните, в конце первой серии, когда он прощается с Фродо. Напряжение там было? Еще какое! Так зачем делать Фарамира дураком? Риторический вопрос, конечно…

Пропал, кстати, один из немногих явно-религиозных моментов книги: обращение на Запад перед трапезой.

28. Логика Фродо. Сэм предлагает хозяину надеть Кольцо и сбежать от Фарамира — и что же отвечает добренький хозяин? Нет, не могу, если я надену Кольцо, то Саурон найдет меня… А теперь вспомним Могильники. Какой там была логика Фродо? (Пусть этого эпизода нет в фильме, но герой-то один и то же.) Я могу надеть Кольцо, сбежать, спастись… но как же я брошу друзей?.. В фильме Фродо о таких мелочах не задумывается.

29. Некоторые зрители решили, что эльфы пришли в Хельмову Крепь из Ривенделла, поскольку они передают Теодену привет от Элронда. На самом деле они, конечно, из Лориэна (их возглавляет тот самый ариец, который встретил Братство Кольца на границах леса) — так почему же Галадриэль даже не упомянута? Гимли должен бы рассердиться.

30. Приказ Арагорна перед битвой: «Не щадите их! Ибо они вас не пощадят!» («Show them no mercy! For you shall receive none!»). Хорошее слово «mercy» — милосердие, сострадание, прощение, помилование. Что остановило руку Бильбо, когда он хотел заколоть Голлума? «Pity and Mercy». Именно так, с заглавных букв. Сочетание «no mercy» встречается в «Хоббите» и «Властелине» единожды: лесные эльфы ненавидели пауков, «the only living things that they had no mercy upon». В остальных случаях милость просят, и милость даруется. Грима, горцы, вастаки, Саруман (который о ней и не просит)… А как насчет орков? Толкин много размышлял над их природой, иногда склонялся к тому, что это просто говорящие орудия, на самом деле лишенные разума и собственной воли, иногда полагал, что орки суть искаженные эльфы, или люди, или падшие Майар. Но на итоговый вывод это не влияет: «Мудрые всегда учили, что орки не „сделаны“ Мелькором, и, следовательно, злы не изначально. Они могли стать неисправимыми (по крайней мере, силами эльфов и людей), но Закон распространялся и на них. Поэтому, хоть орки и были пальцами на руке Моргота, и с ними надлежало воевать не на жизнь, а на смерть, тем не менее, они не заслуживали применения к себе их собственной жестокости и вероломства. Пленных орков нельзя пытать, даже для получения сведений, необходимых для защиты домов эльфов и людей. Если орк сдавался и просил пощады [asked for mercy], он должен был получить ее, все равно какой ценой.1 Таковы были поучения Мудрых, хотя среди ужасов Войны они не всегда соблюдались» («История Средиземья», т. 10, ч. 5, X; пер. А. Кутузова). Добавить к этому нечего.

31. Хельмова крепь. Люди, лучше меня разбирающиеся в средневековых войнах, склонны рассматривать весь эпизод как Сплошной Глюк. Может быть. Я-то смотрел на осаду крепости раскрыв рот и о мелочах не задумывался (может, так следует воспринимать и фильм в целом — расслабиться, получать удовольствие и ни о чем не думать? Не знаю. На такой подвиг я не способен). Смотрел, значит, раскрыв рот, но кое-что царапнуло и меня:

орк-олимпиец,

эльфийский скейтборд,

швыряние гнома и воспоследовавшее за ним расшвыривание орков (сцена типа «Кто против нас с Васей?»),

победоносное завершение битвы.

Кролик Роджер, как известно, мог снять с себя наручники, но не в любой момент. а «только когда это прикольно». Орки обращаются с оружием, руководствуясь примерно таким же принципом. Иначе задолго до конца осады роханцы, не говоря уж об Арагорне и Гимли, ходили бы утыканные стрелами, как ежики. И двойная конная лавина так легко не смела бы урук-хаев. (Для сравнения перечитайте Толкина — кто и как зажал орков в клещи на рассвете.)

32. Энты идут на войну. Древень только понаслышке знал о том, как Сарумановы орки рубят лес? Не смешите меня. А чего ж он такой злой был, что чуть не раздавил хоббитов? Не знал, не знал, был убежденным пацифистом, а тут вдруг — «пепел полевых мышей стучит в мое сердце». Энты решений с бухты-барахты не принимают. Никогда. И никаких.

33. Осгилиат. Перечитал последние главы «Двух твердынь» и понял, что эпизод не настолько неправдоподобен, как кажется на первый взгляд. Когда Фродо проходил мимо Минас Моргула, его и в самом деле затягивало на мост; когда из ворот крепости выехал Главный Назгул, Фродо и в самом деле чуть не надел кольцо.

Но сцена всё равно бредовая.

Во-первых, ну не мог Фродо на полпути стать этаким зомби. И вообще — не мог. Даже на Ородруине он — другой. Если бы при каждом приближении назгула Фродо рвался бы надеть Кольцо, никакой Сэм помочь бы не смог. (В Моргульской долине — особый случай, там всё пронизано колдовством.)

Во-вторых, назгул в очередной раз доказал, что он выставочный. Ну вот же колечко, на блюдечке преподносят… и птичку подранили не так чтобы сильно — улетела она совершенно спокойно. Ан нет, не взял назгул Кольцо, отделался классическим «I’ll be back».

В-третьих, даже такой полный кретин, как Саурон, додумался бы, что если до сих пор никакой король или волшебник не отобрал Кольцо у хоббита, значит, использовать его (Кольцо) пока не собираются. А хоббит-то бродит у западной границы Мордора. Эрго?..

34. Предфинальный разговор Сэма и Фродо о Борьбе и Добре.

Многое в монологе Сэма прямо взято из книги, и это хорошо. Но вот вопрос Фродо «What are we holding on to, Sam?» — дурацкий. Никто у Толкина о таких вещах не спрашивает. Потому что они знают. Яков Кротов в статье о Льюисе правильно сказал, что герои Толкина держатся за ничто. за пустоту, и эта гениально не названная пустота — Бог.

Но даже если оставить в стороне богословие, — и Фродо, и Гэндальф, и Арагорн, и Фарамир знают, за что «держатся». Вовсе не за то, что «there’s some good in this world, Mr. Frodo. And it’s worth fighting for». Нет во «Властелине» никакого «добра вообще». Есть свобода, честь, добрый порядок, свет и красота (о них думает Сэм, отчаявшись найти Фродо в Кирит-Унголе), — но не пресловутое Добро с большой буквы. Потому что нечего трепать такие слова. («Добро» и «зло», о которых Арагорн говорил Эомеру, — смотри пункт 9 — суть критерии морального выбора, а не самостоятельные сущности.)

35. Наконец, последнее. Толкин был филологом и слова подбирал тщательно. В отличие от сценаристов. Очень сомневаюсь, что в лексиконе орков было слово «меню» — во «Властелине» оно вообще не встречается ни разу, равно как и команда «Fire!».

…И всё же — снимут ли когда-нибудь «новый» и, будем надеяться, «правильный» фильм «Властелин Колец»? Знаете, я не уверен. Потому что до сих пор нет нового и правильного фильма «Унесенные ветром». Причины понятны. Конечно, киноэпопея о героической Скарлетт слабее книги Митчелл, но, в отличие от трилогии Джексона, оригиналу не противоречит, — а Вивьен Ли и Кларка Гейбла всё равно не перещеголять. Как бы хорошо ни играли современные актеры, сравнивать их будут с теми, с классиками. И избавиться от стиля, в котором сделан старый фильм, будет трудно, а, главное, бессмысленно.

То же ждет и «Властелина». Технические решения многих эпизодов настолько впечатляют, что любая другая постановка вынуждена будет с ними считаться — то есть в какой-то мере повторять. Превзойти Джексона нужно будет не в той трети фильма, которая плоха, а в тех двух третях, которые хороши. А это сложно. Может, и невозможно. Независимо от того, как продвинется компьютерная графика «и прочая аппаратура».

Как говаривал хромоногий полковник («Здравствуйте, я ваша тетя»), — это очень и очень жаль.

28–31.03.2003 

1 В Древние Дни очень немногие орки сдавались, и никогда ни один орк не имел дела с эльфом. Моргот преуспел в убеждении орков в том, что эльфы еще более жестоки, чем сами орки и берут пленных лишь для «издевательств» или для поедания (ведь орки так и делали) (примеч. Толкина).