Перевод В. Тинаева
Слово о полку Игореве. Переложение Виктора Тинаева. Санкт-Петербург: Издательский Дом "Ретро", 2008. 112 с.
- 1. Не старинным ли слогом начать
эту повесть об Игоре, братья,
что за славой повёл свою рать
воевать половецкие рати,
что предал, удальством обуян,
землю русскую морю страданий?
Как бы пел о нем вещий Боян,
сам Боян, соловей стародавний? - 2. Он бы начал, как славу, как гимн,
о величьи Руси беспокоясь,
тем торжественным слогом, каким
не начать ли и нам свою повесть: - 3. Как он вещие песни слагал?
Вспоминая походы былого,
как по древу, он мыслью скакал
по ещё не рождённому слову.
И былое с грядущим сцепив,
зачиная свободную песню,
серым волком он рыскал в степи,
мчался сизым орлом в поднебесье. - 4. Стая лебедей белых... Над ними —
десять соколов, бьющие влёт:
та, что первой настигнута, имя
выкликает и песню поёт.
Ярославу, чьим мудрым княженьем
Русь едина была и сильна,
и Мстиславу, чья храбрость в сраженьях
знаменита на все времена.
Тот Мстислав, славе русской радея,
с детства ратному свычный труду,
князя буйных касогов Редедю
заколол у полков на виду.
И уже исчезая в тумане,
там, где с твердью смыкается твердь,
пела лебедь о Красном Романе,
воздавая за жизнь и за смерть. - 5. Но не лебеди в небе кричат,
и не соколы удалыо пьяны —
это чуткие струны звучат
под всесильной рукою Бояна.
По Трояновой славной тропе
он прошёл неоглядные дали,
и, послушные вещей руке,
струны славу князьям рокотали ...
Этим песням звучать и звучать.
Мы Бояну поклонимся в пояс.
Но не так нам пристало начать
нашу скорбную, трудную повесть. - 6. Так начнём не во славу имён,
присягая на верность лишь правде,
от Владимирских древних времён
и до нашего времени, братья.
Снова тронемся в дальний наш путь,
пусть домой возвратится не каждый:
ветер боя врывается в грудь.
Ум — не воин, а доблесть, как жажда. - 7. С нами Игорь! И долю иную,
чем победа и слава не ждём...
В бой за Русскую землю родную
в Половецкую землю идём!
Путь неблизок и труден
до Каялы-реки.
Новгородские трубы
созывают полки.
На Путивльском забрале,
на ветру шелестя,
призывающий к брани,
развевается стяг.
Ты прости, моя лада,
лёд-тоску растопи.
Окрещу я булатом
половчина в степи.
Не томиться же в ножнах
боевому мечу.
Положу к твоим ножкам
жемчуга и парчу.
Покажу свою удаль
и Руси сослужу.
Или славы добуду,
или жизнь положу.
Ну так что ж нам,
воспевать и славить,
или плакать, голову склонив? - 8. Игорь, Игорь,
светлый Святославич,
на небо померкшее взгляни!
Что за туча белый свет затмила?
Небо залила ночная мгла.
Злая тень от чёрного светила
на дружину русскую легла.
В час затменья тихо и невесело —
даже ветру в плавнях не шуметь.
Что сулит нам знаменье небесное,
что пророчит,
славу или смерть?
И собрал нас Игорь для совета.
Каждый медлил,
отводил глаза:
«Худо, князь!
Не к доброму примета.
Не пытай судьбу.
Вернись назад».
Тьма ночная
по полям кружила, - 9. но, отвагой зажигая взор,
крикнул Игорь: - 10. «Братья и дружина!
Хуже смерти будет нам позор. - 11. Славен, кто испил шеломом Дона,
кто упал на груду вражьих тел,
и бесславен трижды тот, кто дома
хоронится от кровавых дел.
Что же это знаменье?
Не больше,
чем загадка...
Не судьбы страшись.
Если наша смерть
во власти божьей,
то ведь в нашей власти наша жизнь. - 12. – – –
- 13. Любо, братья,
на коней вскочить нам,
к Дону бег их быстрый устремить,
и в степи
с поганым половчином
копья боевые преломить!
С нами ли победа не дружила?
Я земле родимой
сослужу
или с вами, братья и дружина,
удалую голову сложу».
И вскричали воины:
«Веди нас!
А придётся,
все умрём с тобой»!
Худо, Игорь.
Не мечом единым —
мудростью
выигрывают бой.
Русь моя!
Под этим чёрным солнцем
ты лежишь,
без края и конца.
Вороньём печаль твоя несётся
с горевого берега Донца.
Дикая, смертельная тревога
налетит, пощады не проси.
Ветры,
внуки древнего Стрибога,
только вам и плакать на Руси...
На дорогах по весне
только слово скоро...
На десятый день едва
подошли к Осколу.
Три дружины трёх князей
в славном русском стане.
Новгородский славный полк —
Игоревы стяги.
Сердцем огненным в отца,
подошел в пути к нам
князь Владимир Игоревич
с войском из Путивля.
Чести воинской ища,
славы — не корысти,
с удалым своим полком
Святослав из Рыльска.
И четвёртый наш отряд
с долью назову я:
из Чернигова — Ольстин
с конницей ковуев.
Есть ещё одна рука
в братстве нерушимом —
князя Всеволода ждём
с Курскою дружиной.
Лишь на третий день, едва
солнце встало ранью,
всколыхнулася трава —
подошли куряне. - 14. – – –
- 15. – – –
- 16. – – –
- 17. – – –
- 18. «Ржут кони половецкие
за градами и весями,
за дальнею рекой Сулой.
Замыслили поганые
От Киева до Галича
святую Русь смешать с золой.
Поставить на колени нас,
чтоб кровью реки пенились,
бесчестить наших жён и лад.
Но так уж заповедано,
что в Киеве победою
уже пьяны колокола...»
Будь же на сердце чёрный туман,
сини очи от горя белесы,
так бы начал великий Боян
внук могучего бога Велеса:
«То не буря соколов
по небу высокому
над полями дикими
пронесла —
вороньё слетается,
кружит над осоками:
у Дона великого
рать полегла...» - 19. Молвил Всеволод Буй-Тур:
- 20. «Игорь, свет мой светлый,
нам с тобою путь один —
к половецким вежам.
Снявши голову долой,
по кудрям не плачут.
Если божья воля есть,
будет нам удача.
Узы братства так крепки,
что не разорвать их.
Если божьей воли нет,
нашей воли хватит!
Я с тобою победить
и погибнуть рад:
оба Святославичи
мы с тобою, брат.
Кто боится на войне
смерти или крови? - 21. Ты седлай своих коней,
- 22. а мои готовы.
- 23. А мои куряне
не худые славой:
рождены под трубами,
вскормлены с булата. - 24. Все пути им ведомы,
тропки да яруги.
Колчаны отворены,
натянуты луки. - 25. Словно волки серые,
скачут в чистом поле:
ищут славы князю
а врагу — недоли».
Ты прости-прощай,
родная сторона.
Невесёлая мне доля суждена.
Только вороны поведают, крича,
где скатилась
голова моя с плеча.
Мать родимая,
прости меня, прости.
Мы за княжескою славою в пути.
Но уж головы положим мы в бою
не за князя,
а за Родину свою!
Ты прости меня,
любимая жена,
изведёт тебя ночная тишина,
седина коснётся золота волос,
очи синие повыцветут от слёз.
Ты прости, моя желанная,
прощай.
Только вырастить мне сына обещай.
Расскажи ему, что пал отец в бою
не за князя,
а за Родину свою.
А враги нагрянут —
убивать и жечь —
в руку ты ему вложи отцовский меч,
посади его на доброго коня,
пусть за Родину он мстит...
и за меня! - 26. Игорь вступает в стремя,
золото на весу.
Мчится ветрам навстречу,
что они нам несут? - 27. Солнце померкло, мраком
ночь распростёрлась ниц, - 28. стонет по всем оврагам,
будит грозою птиц.
Будто от страшной боли,
клонятся
дерева.
Над помертвевшим полем
дыбом
встаёт
трава.
Робкий —
умри от страха,
смелый —
остановись:
стелется по-над травами
дикий звериный свист. - 29. А изо тьмы кромешной
где-нибудь впереди
вдруг
половчином бешеным
с дерева кличет див.
Крик его окаянный
половцев уберег,
да и тебя, поганый,
тмутороканекий бог!
Клич боевой тревоги
мчится
в ненастной мгле.
Он от Суллы до Волги
слышен в любой земле. - 30. Нету дороги торной.
Ночь. Не видать ни зги.
Степью,
глухой и чёрной,
К Дону бегут враги.
В полночи
скрин тележный,
как лебединый стон...
Эй, собирайте вежи!
Игорь идёт за Дон!
Что же нас ждёт в походе?
Слава или беда?
Ведь по своей охоте
все мы пришли сюда.
Может, нам с нашей славой
в землю сырую лечь?
Веет на нас отравой
ветер, летя навстречь. - 31. Беды на нас скликая,
ворон во тьме кричит.
Может, судьба лихая
ждёт нас в чужой ночи?
Каждую рану вражыо
нам оплатить с лихвой.
Гложет бока овражьи
волчий голодный вой.
Слышен орлиный клёкот,
лисий трусливый лай.
Выбор у них нелёгкий —
каждого выбирай.
Кровь пролилась с булата
в выцветшее быльё.
Тварям ночным услада —
белое тело моё!
Гаснет закат кровавый...
Бремя с души сними.
Честь да лихая слава —
русский ли им не мил?
Счастье нас не обманет.
Братья, смелей гляди! - 32. Родина за холмами.
Половцы впереди. - 33. Свет, с темнотою споря,
- 34. лёг полосой зари,
будто выходят в поле
алые косари.
И, обнажён кострами
русских и половчан,
выпал росой на травы
серый ночной туман. - 35. Ночь соловьями щёлкала...
Только заря —
и вмиг
стих соловьиный щёкот,
взвился
вороний крик.
Ветер залёг в бурьянах,
ветер притих пока. - 36. Цепью щитов багряных
вытянулись войска.
Медлит налиться зноем,
утро, в права вступив.
Вот она, Русь!
Стеною
выросла здесь, в степи.
Общей судьбою связаны,
жизнь и смерть —
пополам,
ищем мы славы князю,
лишного лиха —
врагам! - 37. Утром в пятницу,
поздно ли, рано ли,
ветер вскинулея от реки.
Как небесный гром,
мы нагрянули
на поганые их полки.
За набеги,
за все обиды,
ярость лютая,
подступи!
Опрокинули,
смяли,
сбили
и погнали их по степи.
Налетели конями борзыми —
эх, руби, не жалей плеча!
Поддевали
на копья острые —
кровь по жилушкам горяча!
В этом жарком бою
на славу
нам потешиться привелось...
Много, братья,
в седые травы
чёрной крови их пролилось.
Разорили мы вражьи вежи:
груды золота и парчи,
на собольем меху одежды,
покрывала и япончи.
Жемчугов, дорогих безделок
много взяли мы в том бою...
А краса половецких девок
знаменита в любом краю! - 38. И предав вражий стан позорищу,
по дороге,
под общий гам,
мы гатили болота узорочьем,
шли по бархату и шелкам. - 39. Ну а Игорю, в знак почета,
мы добыли,
поганых крестя,
золотое копьё и чёлку,
и, конечно, хоругвь и стяг.
Что же Игорь глядит угрюмо?
Есть победа!
Но почему
невесёлые бродят думы
по нахмуренному челу?
Только под вечер из погони
молодые князья пришли:
истомились лихие кони —
крупы в мыле,
бока в пыли.
Да и сами за день намаялись,
почитай, что с утра в седле...
Худо, русские люди!
Мало нас
на поганой этой земле. - 40. Догорает закат,
и след его
исчезает в чёрной дали...
Дремлет в поле
гнездо Олегово
посреди половецкой земли.
Наклонись к ним,
небо высокое,
дай наслушаться тишины.
Никому —
ни орлу, ни соколу —
на добычу не рождены. - 41. Спят
и стонут во сне,
и мечутся —
знать, нелёгкие видят сны,
половчину,
поганой нечисти,
на обиду осуждены. - 42. Видно, счастье уже не с нами!
А вдали,
разрывая мрак,
волком рыщет в ночи незнаемой —
человечины хочет Гзак.
И Кончак направляет след его
под неверным лучом луны.
...Дремлет поле
гнездо Олегово,
невесёлые
видит
сны...
Конь мой добрый вороной!
Ты не падай подо мной.
Ведь от вражьего копья
смерть твоя — смерть моя.
Золотой ты мой шелом!
Меч ударит напролом,
брызнет алая струя...
Твоя крепость — жизнь моя.
Мой лихой булатный меч!
Вражь головы да с плеч
пусть покатятся в бурьян...
Твоя сила — честь моя.
Половчин бежит стремглав.
Догони его, стрела!
За родимые края
твоя скорость — месть моя.
Друг мой верный!
Нам с тобой
на рассвете прямо в бой.
Насмерть нам с тобой стоять.
Кровь твоя — кровь моя. - 43. Поутру растает мрак,
поутру нагрянет враг.
Русь! Великая земля!
Боль твоя — боль моя.
За ночь туманом рваным
заволокло наш стан.
Утро зарёй кровавой
светится сквозь туман. - 44. Тучи находят с моря,
тяжкие, как во сне.
Бьются синие молнии
в чёрной их глубине.
Пала роса без счёта,
отсвет зари деля —
будто кровавым потом
вся изошла земля.
Тучи идут... Несётся
ветер, скликая тень.
Канут четыре солнца
в этот злосчастный день.
Сгинут четыре князя,
взвоют колокола...
Многим из нас отоспятся
милые лица лад. - 45. Быть великому грому!
Здесь, в придонской степи, - 46. нам о вражьи шеломы
сабли позатупить.
С полчищем окаянным
копья нам преломить,
и у реки Каялы
головы положить.
Тучи идут стеною,
стрелами лить дождю... - 47. Родина за спиною —
половцы впереди! - 48. Ветры с моря
несутся стрелами,
будто псы сорвались с цепи.
Начинается!
Стремя к стремени,
мы стоим посреди степи.
Не слыхать
ни жалоб, ни ропота.
Вражьи стяги по всем холмам. - 49. Стонет степь
от конского топота,
пыль вздымается, как туман. - 50. Вражьи полчища,
криком истошным
покрывая галдёж ворон, - 51. подступают
и с моря, и с Дона,
и со всех четырёх сторон.
Что ж, пожалуй,
пора настала.
Мы готовы, и сомкнут ряд. - 52. И, на солнце,
стеною алой
боевые щиты горят.
Поле бранное...
Что посеем тут,
никогда потом не пожнём. - 53. Буй-Тур Всеволод,
Буй-Тур Всеволод!
Ты как сокол над вороньём.
И дружина твоя
отважная
за гобою в бою идёт:
льются стрелы дождём,
и каждая
половчина себе найдёт.
Испытают
псы окаянные,
как рука твоя
тяжела:
на шеломы их деревянные
с резким свистом
летит
булат. - 54. Где помчишь
шеломом посвечивая,
там при каждом взлёте меча
из земли
башка половецкая
прорастает,
как чёрный качан.
Пусть надолго
запомнят вороги
князя Всеволода в бою! - 55. – – –
- 56. Только раны их
так ли дороги,
чтобы жизнь не жалеть свою?
За потоками
крови чёрной
всё, чем жил,
позабыть легко:
далеко
престол золочёный,
слава,
почести —
далеко...
Даже Глебовны
лихо лишное,
милой лады любовь и грусть...
Нету слова,
что в битве ближе нам,
чем короткое слово —
Русь! - 57. Давно прошли века Трояна
и Ярослава славный век...
И в час недоли окаянной
родился на Руси Олег.
Бывало всё... Иные лета —
не малой крови времена.
Но только времена Олега
Русь напоили допьяна. - 58. Обида в грудь ему запала,
что не на отчем он столе,
и тьму крамол мечом ковал он,
и стрелы сеял по земле. - 59. Звенело золотое стремя —
вражда кровавая росла. - 60. Тот самый звон в былое время
провидел старый Ярослав. - 61. И слава горькая такая
шла об Олеговых делах,
что, даже уши затыкая,
не знал покоя Мономах.
Познала Русь такие битвы,
где брат на брата шёл, грозя.
За все Олеговы обиды
платили жизнями князья. - 62. На Канине, ручье кровавом,
столбами завивалась пыль.
Там пал Борис в бою неправом
в седой пропитанный ковыль.
Затмилось Киевское солнце,
туманом землю позастлав —
меж двух угорских иноходцев
поехал мёртвый Изяслав. - 63. Как не назвать тебя Каялой,
поганый маленький ручей?
Среди Руси печаль стояла
и плакала в тиши ночей.
А утром снова пели стрелы,
мечи гремели о шелом,
и горе горькое сидело
за каждым княжеским седлом. - 64. Тогда Олег себя прославил
так, что запомнила земля,
кто носит имя Гориелавич,
ни с кем почёта не деля.
По всей Руси напев былинный
клянёт Олеговы года...
Век человеческий недлинный
ещё короче стал тогда.
Тогда к Олегу и к Роману
и половчин вошёл в союз,
и горечь княжеской крамолы
погаными пошла на Русь.
И мор пошёл от града к граду
и погибал Даждьбожий внук. - 65. Не часто крикнет в поле ратай,
соха забыла тяжесть рук.
Лишь вороньё в полях кричало,
терзая мёртвые тела.
И так по всей Руси печальной
тогда усобица прошла. - 66. Немало Русь в крови стояла
в те окаянные года...
Но битв, как битва у Каялы,
ещё не знала
никогда.
Ох, Каяла,
река половецкая!
Невесёлая нынче пора:
льются стрелы весь день до вечера,
льётся кровь всю ночь до утра.
За земным
небесного грома
не слыхала бы нынче ты —
так гремят мечи о шеломы,
так трещат от ударов щиты.
Степью мёртвой,
землёй ничейной
понесёшь ты свои струи.
Не пройдут по полям кочевья,
не споют в ночи соловьи.
Только воронам
над тобой летать,
вою волчьему плыть из тьмы:
это поле-то
кровью полито
и засеяно всё
костьми!
Крик вороний
сквозь ночь зловещую
до Руси долетит во мгле... - 67. Что посеяно в половецкую,
то на русской взойдёт земле! - 68. Что шумит,
что звенит - 69. далече
раным-рано перед зарёй?
Широко разметалась сеча
по степи,
от крови сырой.
Славу русскую боевую
половчину ль
копьём достать?
Да смешались полки ковуев —
побежали,
худая стать!
И, один,
на коне на резвом,
без шелома,
в крови от ран,
Игорь бросился внеререз им
в полутёмную эту рань.
Ох, зачем ты отстал от сечи?
Кони
стелются
вперегон.
Святославич,
раненый кречет,
ты один посреди врагов.
Взвейся молнией,
меч булатный,
грянь расплатой
на вражий шелом!
...Но лишь слава одна,
что крылатый:
не взлетишь
с перебитым крылом...
А потом,
сквозь туман рассеянный,
по дороге во вражий стан,
видел Игорь,
как бьётся Всеволод
в поредевших рядах курян.
Много он проявил отваги,
и немалого
стоил врагам! - 70. ...Только в полдень упали стяги
в пыль и кровь
к половецким ногам... - 71. Так расстались любимые братья
на горячем каяльском ветру. - 72. Так и храбрые русские рати
погуляли на честном пиру. - 73. И закончили пир тот
кровавый
посреди половецкой земли —
напоили и сватов на славу,
да и сами
за Русь
полегли.
Ох, каяльские воды!
Отныне
течь вам,
черные,
в каждом селе. - 74. Никнут горькие травы степные,
и деревья склонились к земле. - 75. Невесёлая пора
на Руси отныне.
Поглотила нашу рать
черная пустыня. - 76. Горькой девой вышла в степь
русская обида,
стонет, плачет по живым,
а не по убитым.
Лебединые крыла
в море уронила,
да не горе прогнала —
счастье утопила.
Расплескала синий Дон,
нагнала тумана,
и пошёл великий стон
по земле Трояна. - 77. И не встать Руси стеной
на полки на вражьи!
Снова вспыхнули войной
все крамолы княжьи.
Снова рвут на части Русь,
как в веках недальних:
«Это я себе беру —
это ты отдай мне.
То моё и сё моё,
малое — велико».
Над полями вороньё
вновь металось с криком.
В каждом поле для ворон
стол накрыт к обеду. - 78. А враги со всех сторон
шли на Русь с победой. - 79. Самому не на удел,
Родине на горе,
ох, далече залетел
храбрый сокол — к морю! - 80. Не восстать с сырой земли
Игоревой рати, - 81. не услышать пенья Жли
в огненном обряде.
Тех полков не воскресить.
Мёртвых поминая,
бродит Карна но Руси,
воя и стеная. - 82. Крик её летит из мглы
над травой сожжённой...
И над горсточкой золы
горько плачут жёны... - 83. Ой ты, доля наша, долюшка,
слёзы вечные.
Ой ты, ноле, чисто полюшко
половецкое.
Мглою чёрною постылою
небо кроется.
Не вернутся наши милые,
не воротятся.
Полегли на степь ковыльную,
мять травиночки.
Силу их пустыня выпила
по кровиночке.
Чёрный ворон им повыклевал
очи ясные.
Проросла насквозь ковыль-трава
красным-красная.
Над Каялой вихри кружатся,
не уложатся:
лишь печали с нами дружатся,
думы множатся.
Если милые воскресли бы
чудной силою,
то очам не насмотреться бы
в очи синие.
Нам добра не нужно ханова,
княжей одари —
за одно ваше дыхание
всё бы отдали.
Да сплелись с травою дикою
кудри русые...
Ох, беда на нас великая,
жёны русские! - 84. Застонала, братья, Русь.
Горе залучила.
На Чернигов пала грусть,
в Киеве кручина.
Долог бедам нашим счёт!
Справиться ль с тоскою? - 85. По Руси печаль течёт
жирною рекою. - 86. А князья опять куют
на себя крамолу, - 87. а поганые снуют
по горящим сёлам.
Вновь взялась степная гнусь
за свои набеги:
обложили данью Русь —
со двора по белке.
Этим временам
не победами славиться
на веки вечные. - 88. Разбудили чёрную степь
Святославичи,
степь половецкую.
И на Русь поникшую,
горем придавленную,
хлынувши лавою,
позабыли вороги
громы недавние
сеч Святославовых.
Святослав - 89. грозою
нагрянул из Киева
в земли поганые.
Всюду, где прошли
удалые полки его,
травы повянули.
Вымел он на славу
мечами булатными
степь их постылую:
реки да озера там
стали болотами,
болота — пустынями.
Разметал железные
полчища хановы —
только их видели,
и от лукоморья
Кобяка поганого
как вихрем выдуло.
И упал Кобяк
в Святославовой гриднице
во дворце киевском...
И казалось, вороги
долго не ринутся
русской тоски искать.
И лежала мёртвая
степь за курганами,
на солнце выгоря.
Но отныне снова
восстали поганые
по воле Игоря. - 90. Греки и морава,
и немцы, и прочие,
кто на Русь жалует,
славят Святослава,
а Игоря прокляли
за судьбу жалкую.
Он из той Каялы,
что луком изогнута,
в Русь бедой выстрелил:
не лебяжьим пухом,
а русским он золотом
дно её выстелил.
Положил полки свои
воронам чёрным
на угощение, - 91. сам же пересел
из седла золочёного
в седло кощеево... - 92. На Руси же
песни и смех отзвучали.
Ранними зорьками
стонут на забралах
лишь вдовы печальные,
слёзы льют горькие.
Над Киевом высоко вознесён
князей великих
терем златоверший. - 93. Приснился Святославу смутный сон,
чернее тучи
смысл его зловещий.
И лишь рассвет позолотил лучом
листу дерев, колеблемую ветром,
предчувствием тяжёлым удручён,
созвал бояр он ближних для совета. - 94. Он говорил:
«Вечор, в тяжёлом сне
лежу на чёрной тисовой кровати
и вижу —
наклоняются ко мне
и покрывалом
чёрным
покрывают.
Почти сливаясь с серою стеной,
печально смотрят тёмными очами - 95. и черпают мне
синее вино,
и сыплют пепел в золотую чашу, - 96. и крупный жемчуг
сыплют мне на грудь —
да из пустых кочевничьих колчанов!
И давит жемчуг,
не даёт вздохнуть,
и очи застилает мне туманом... - 97. А в том тумане вижу:
без князька
на тереме моём поникла крыша. - 98. Вороний крик летит издалека —
до самого утра
я крик тот слышал. - 99. Всю ночь они кричали напролёт,
во тьму
тенями серыми летели
над тихой гладью Плесненских болот,
над дебрями
Кисанекого ущелья.
До первого
рассветного луча
всё мчались тени
над моей постелью,
как будто
через земли половчан
они на море синее летели...» - 100. И молвили бояре, поклоняясь:
- 101. «Недобрый сон —
недобрая година.
Тоска туманом очи замутила,
печаль затмила ум твой,
светлый князь. - 102. По всей Руси великой
вдовы стонут.
Два сокола расправили крыла —
не подождав
могучего орла,
слетели в степь
с отеческих престолов
донской воды шеломами испить
и поискать в степи Тмуторокани...
Святой Руси
скорбеть о том веками,
а нынче нам напастей не избыть.
Лихая доля соколов ждала:
назад,
в родную землю,
нет пути им —
надели им
железные путины,
пообрубнли саблями крыла. - 103. Как тучи с Дона, половцы нашли.
Затмились в небесах
два солнца ясных,
два огненных столба в степи погасли
среди чужой,
незнаемой земли.
Но пить беду —
так пить в единый дых!
В тот день,
изведав смертную кручину,
упали в море,
в синюю пучину,
два месяца — два князя молодых.
Отговорили
русские мечи...
Великий праздник
всем степным народам! - 104. – – –
- 105. А половцы
на Русь
но всем дорогам
идут,
как рысьи выводки в ночи.
Нагрянули худые времена - 106. злом на добро,
- 107. неволей на свободу.
- 108. И кличет Див
в ненастную погоду, - 109. и пляшут девки в готских племенах.
Играя русским золотом,
они
поют о давних
Бусовых победах,
о днях,
когда жирела степь в набегах,
а Русь худела,
голову склонив.
Ноют они и славу Кончаку,
кровавому потомку Шарукана,
разгромленного
русскими полками
ещё на Маномаховом веку.
Поют они
в степных своих краях
на берегу морском
порой весенней... - 110. А на Руси
ни песен,
ни веселья,
лишь вдовий плач
да крики воронья». - 111. И Святослав,
на Русь взглянув с тоскою,
увидел смерть,
что бродит по полям.
И замешал он слово золотое
с горючими слезами пополам: - 112. «Сыны мои!
Жестокую обиду
узнала Русь от вашего меча.
И сами бранной славы не добыли,
и разбудили злобу половчан.
До времени
пошли вы на поганых —
не вытерпели,
ринулись в бои.
Не к чести вам лихие вражьи раны
не к чести раны горькие свои. - 113. Сердца у вас
из лучшего булата,
и в доблести они закалены,
да только
к вашей удали крылатой
моей бы не мешало седины. - 114. Но вы, мои седины обесславив,
лишь ворогу
добыли
торжество... - 115. И как всегда,
невидно Ярослава,
черниговского брата моего.
Уж Ярослав ли не богат полками?
Ревуги
да могуты-силачи,
да татраны
с лихими топчаками,
да ольберы — кровавые мечи.
Уж эти бы на ворога нажали,
уж к ним-то в поле
только подступи!
Одними
засапожными ножами
до смерти
загоняют по степи.
У них
одна лишь дедовская слава
потяжелее доброго меча...
Да не со злобой
взоры Ярослава
обращены на земли половчан. - 116. И вы решили:
на пути победном
за старыми
невольно молодым.
А ныне славу прежнюю поделим
и новой никому не отдадим.
Пошли за славой...
На поле брани
Руси великой
были вы верны!
Хоть по родству
двоюродные братья,
вы по любви мне —
кровные
сыны.
Взлететь бы мне над степью разорённой! - 117. И не беда,
что старые года: - 118. линялый сокол в небе —
страх воронам,
не даст в обиду своего гнезда. - 119. Но вот беда,
князья тут не помога — - 120. худое время
каждый залучил.
И чёрный ворон
кличет у порога,
и рыщет по дорогам ноловчин. - 121. У Римова
под саблями поганых
уже кричали русские сыны,
уже Владимир
три кровавых раны
добыл у переяславской стены.
А сколько
полегло
травой сырою,
изнемогая от смертельных ран!
И даже солнце нынче
не зарёю,
а кровыо
красит небо по утрам...»
То не шла на Русь войною
в этот год Сулла-река,
окровавленной волною
заливая берега.
Против славы нашей бранной
лютой злобой ополчась,
шёл с мечом на Русь поганый
трижды проклятый Кончак.
Видно выпить нам бесславья
чашу горькую до дна:
не спасёт Переяславля
полусгнившая стена.
Устоять ли от осады,
если даже белым днём
веет ветер на посады
жадным греческим огнём.
Но, идя на нас войною,
разве ведают враги:
славен город не стеною —
силой княжеской руки.
- 122. Зная Глебову закваску,
каждый должен рассудить:
князь Владимир Переяславский
за стеной не усидит!
Не над нами ли кручина
чёрным вороном кружит,
и любимая дружина
вслед за князем не спешит?
А Владимир, страшным взором,
ратной славе господин,
словно тур с собачьей сворой,
бьётся с тысячью один.
Над щитом его багряным,
как огонь, сверкает меч:
будто головы поганым
ветер сбрасывает с плеч.
Ты замолкни, крик вороний,
князю ворог нипочём:
он в броне заговорённой
с заколдованным мечом.
На пиру гостям желанным
не достанет ли вина?
Гости сыты, гости пьяны,
а хозяин — вполпьяна.
Угощённому на славу,
половчину трын-трава:
сам с коня летит направо,
а налево — голова.
Вот работу князь затеял!
Ужас ворога возьми.
Поле целое засеял
половецкими костьми.
Он врагов сечёт и колет
мечет под ноги коню,
а вокруг, на чёрном поле,
травы сгнили на корню.
Норы жителей подземных
не водою залиты:
наверху искать спасенья
вышли красные кроты.
Так прижат к земле веками,
что попробуй, оторви,
не лежит лежачий камень,
а всплывает на крови.
Это поле и застолье
и ковыльная кровать...
Долго будут в этом поле
гриф да ворон жировать.
Пусть за ним и божья воля,
обречён один в бою.
Но превыше всякой боли
боль за Родину свою.
Эта боль, что в грудь запала,
князю силою была б,
да, заморского закала,
позазубрился булат,
да не вынесла кольчуга,
да не вытерпел шелом,
да и конь, не ранен чудом,
зашатался под седлом.
Князь ещё с коня не свален,
но уж зельем опоён:
он на том пиру кровавом
трижды потчеван копьём.
И увидев, что ослабла
сила княжеской руки,
сам Кончак взялся за саблю
и повёл свои полки.
И не быть бы князю живу...
Но, минутой дорога,
в битву ринулась дружина,
опрокинула врага.
И опять постелью смертной
степь под половцев легла,
и, приняв врагов несметно,
кровью вспенилась Сула.
И, зализывая раны,
сбит с коня и еле жив,
побежал Кончак поганый,
четверть войска положив.
Пусть, бежав во тьму ночную,
враг запомнит до седин:
защищая Русь родную,
в поле воин и один.
И не быть Переяславлю
под врагами никогда!
А Владимиру не слава,
а живая бы вода...
Нету горя, так сами творим его,
чтобы стало чем сердцу болеть.
Нету славного города Римова
на великой русской земле.
Пели куры всю ночь петухами,
волчий вой раздавался вдали,
да зарницы во тьме полыхали,
да кровавые маки цвели.
А наутро, лишь зори багряные
расплескали крыла в тишине,
половецкие рати нагрянули
к городской деревянной стене.
Храбро бились три дня и три ночи мы,
на четвёртый ждала нас беда:
пообрушились стены непрочные —
воля божья сдаёт города!
И вошли они в город израненный
и натешились всласть грабежом:
целый день убивали и грабили,
да бесчестили девок и жён.
А потом по седому ковылию
всех живых угоняли в полон.
Уцелели лишь те, что на вылазку,
как на гибель, пошли напролом.
Над кострищами необозримыми
только роется ветер в золе...
Нету славного города Римова
на великой на русской земле. - 123. Великий князь Всеволод!
Мыслью залётной
ты ведаешь нашу беду издалёка?
Отца твоего золочёный престол
пред чёрной грозою предстал.
Не худо б тебе
поблюсти его славу,
сказать половчину могучее слово,
да так, что б закаялась чёрная гнусь
ходить на великую Русь. - 124. И было б тебе это делом недолгим,
ведь можешь ты вёслами
выплескать Волгу
и даже шеломами Дон раскропить
во вражьей
поганой
степи. - 125. Когда бы повёл ты
железные рати,
то девки бы вражьи
пошли но ногате
по резани, что ли, пошёл бы в почин
поганый кощей половчин. - 126. А коль недосуг
за делами большими,
пошли хоть живые свои шереширы:
не худший подарок
во время войны
могучего Глеба сыны. - 127. А вы,
Буи-Рюрик и Давыд!
Не вам ли та степь незнакома,
где целые дни напролёт
вы сами,
в крови по шеломы,
тягались,
кто больше прольет? - 128. Не ваши ли
рати бесстрашные,
как дикие туры во мгле,
изранены
саблями
вражьими,
рубились на этой земле? - 129. Так вспомните
боль нашу вечную —
в чеканное стремя вступив,
поганую рать половецкую
развейте
по ветру в степи.
Пусть земля их,
пожарами выгоря,
содрогнётся от воя и плача.
За землю русскую,
за раны Игоря,
храброго Святославича! - 130. Ярослав Осмомысл Галицкий!
Высоко ты воздвиг престол.
Видишь, тучи па Русь надвигаются
чёрной водыо па синий простор?
Не твои ли полки что стена стоят
у отрогов Венгерских гор?
Пожелаешь — ворота Дунайские
затворишь королю вперекор.
Выше облака мечешь бремены,
по Дунаю рядя свой суд.
Не видать тому лёгкого времени,
кто накличет твою грозу.
Далеко по степи растекаются
смертоносные грозы твои.
За обиду земли твоей Галицкой
даже Киев врата отворил. - 131. Или силу твою лютый мор сковал,
стёрся славы лихой чекан?
Но стреляешь в султана заморского — - 132. так стреляй,
господин,
в Кончака!
Только выстрели.
Боль наша вызрела.
Все пойдём —
не затем, чтоб прославиться —
за землю русскую,
за раны Игоря,
храброго Святославича! - 133. Буй-Роман и Мстислав!
Беспокойная мысль
вас поднимет,
поганым на страх. - 134. Будто соколы взмоете в синюю высь
на горячих попутных ветрах.
Только перьями сыплется встречная птичь —
принимай их трава-мурава!
Вам бы в этой степи
половчина настичь —
не спохватится, где голова. - 135. Не у вас ли кольчуги закалом крепки
да шеломы — латинский чекан?
Наступили железные ваши полки
на великое множество стран.
Деремелы, ятвяги, литва, хинова
вам лишь под ноги стяги мечи,
да и половцы тоже не раз и не два
попадали под ваши мечи. - 136. А для Игоря нынче
свет солнца померк,
степь нахлынула, очи залив. - 137. По Суле и Роси
бродит чёрная смерть,
на полон города поделив.
Облетели деревья кровавым листом.
Так стоять им во веки веков.
Удалое Олегово было гнездо!
А теперь — ни князей, ни полков.
Пала русская рать.
Ей уже не восстать.
Лезут вороги — нет им числа.
Но ведь надо же гостю по чести воздать. - 138. Дон зовёт вас,
Роман и Мстислав! - 139. – – –
- 140. Ингварь,
Всеволод
и Мстиславичи!
Вы птенцы не худого гнезда.
По Руси ваша удаль славится —
вся Волынь
этой славой горда.
Не ломали вы копья крепкие,
брат на брата идя в бои —
не крамолой,
а честным жребием
вы добыли земли свои. - 141. Для чего ж
золотые шеломы,
копья польские и щиты,
если в битвах они не ломаны
у поганой степной черты? - 142. Станьте,
сильные,
у порога,
чтобы ворог навек присмирел.
Преградите ему дорогу
грозным ливнем калёных стрел.
Станьте,
рати,
огнем боевым горя.
Пусть поганою кровью Сулла течёт.
За землю русскую,
за раны Игоря,
храброго Святославича! - 143. Не серебряными струями Сула
охраняет славный город Переславль.
И Двине болотной тиною замлеть
на когда-то грозной Полоцкой земле.
Тут поганые, как тучи саранчи —
гам, под Полоцком, литовские мечи.
А Руси собраться с силами нельзя —
всюду заняты усобицей князья.
- 144. Только храбрый сын Васильков Изяслав
выбрал самую завидную из слав:
о шеломы о литовские стуча,
позазубрился булат его меча.
Но и сам не уберёг он головы
и, под крики наседающей литвы,
рухнул наземь, в гущину кровавых трав...
Позавидовал бы дед его Всеслав!
Так и надо — пасть за Родину свою.
Ох, как лада, ты желанна смерть в бою!
- 145. – – –
- 146. И дружина твоя, княже, весела:
грифы крыльями покрыли их тела,
звери выпили горячую их кровь,
небо чёрное — последний их покров.
- 147. Нет с тобой любимых братьев, Изяслав.
Знать, усобица их братство унесла.
И один, унав в неравном том бою,
изронил ты душу храбрую свою.
Пролетела ожерельем золотым,
и рассеялся жемчужный лёгкий дым. - 148. И по всей земле уныли голоса,
жёны в плаче разметали волоса,
и в тиши ночной, печальна и груба,
горько стонет городенская труба... - 149. Ярослав и всё Всеславово гнездо!
На беду Руси кровавый ваш раздор.
Брат на брата лишь мечами и звеня, - 150. славе дедовой давно вы не родня.
- 151. Слишком долго ваших браней вьётся нить —
стяги долу не нора ли наклонить? - 152. Затупились по усобицам мечи —
на врага их не пора ли наточить?
Ведь поганых на простор родной земли
вы крамолами своими навели.
Тень усобиц ваших чёрная легла
на великие Всеславовы дела.
И, как тучи, без путей и без дорог,
вражьи полчища пошли со всех сторон.
И нахлынула на русские поля
половецкая поганая земля... - 153. В скорбном слове
или в славе
рассказать вам о Всеславе,
вспомнить все его дела,
жажду славы,
что так рано
грудь сожгла ему, как рана,
и, в конце веков Трояна,
по Руси его вела?
В чистом поле он летел
или в порубе сидел,
всё на Киевский удел,
как на девицу, глядел.
Знал он птичыо ворожбу
и пытал свою судьбу. - 154. Так гадал и по-другому:
по полёту и по взгону,
и по свисту, и по пенью,
и по выпаду пера,
и по смертному хрипенью,
и по крови с топора.
Но с судьбою не пристало
управляться, как с конём,
и заветного престола
лишь коснулся он копьём. - 155. Жребий сладок, да неверен,
и от Белгорода прочь
он помчался лютым зверем,
серым волком в полуночь.
По глухим логам заросшим,
по горам и по лесам,
по гнилому бездорожью
и по самым небесам.
У ночного ветра разве
да у облака спроси,
где они носили князя
до рассвета по Руси? - 156. На рассвете же
с налёта
Новгородские ворота,
хоть до неба высоки,
сокрушал булат секир.
Конь буланый,
меч булатный —
щит багряный пополам! —
и от славы Ярослава
только щепки по полям. - 157. А Всеслав уже назад,
пыль дорожная в глаза:
от Дудуток до Немиги
волчьим скоком — полчаса.
На Немиге молотьба.
Распотешила судьба:
красным-красная трава —
что ни сноп,
то голова.
Харалужный цеп, ходи!
На току живот клади.
Молодецкая гульба —
что ни сноп,
то голова.
Эй, отвей, чтоб отлетела,
душу грешную от тела!
Всё на свете трын-трава
что ни сноп,
то голова. - 158. Берега реки кровавой
все засеяны на славу.
Урожай богатый сжат:
кости русские лежат. - 159. Князь Всеслав
суды судил,
города князьям рядил,
по Руси ночами рыскал —
пена капала с удил.
Вечером из Киева —
поищи в степи его!
Скачет ночь,
а утром ранним
он уже в Тмуторокани.
Ночь опять —
ему не спать,
солнцу путь пересекать. - 160. Зазвонят в Святой Софии
в Полоцке колокола,
слышит звон Всеслав
и в Киеве —
земля ему мала! - 161. Так и жил он, сын изгоя,
славою звеня:
попал в беду из горя,
в пламя из огня.
Все напасти он изведал,
всеми горестями пьян. - 162. И не пел его победы,
правду
сказывал
Боян: - 163. «Пусть судьба твоя высоко
вознесла под облака,
пусть удача, будто сокол,
наготове для броска,
пусть отвага не изменит,
и рука твоя тверда,
но никто, Всеслав, не минет
часа божьего суда». - 164. Ох, стонать тебе, Русь,
вспоминая былую годину,
когда грудью
за русскую славу
вставали князья.
Был же век золотой! - 165. Был же старый великий Владимир!
Ведь его бы к гнезду
и сейчас пригвоздить бы нельзя.
Он не стал бы сидеть,
он бы Русь половчину не выдал.
Проклинай,
земля русская,
горькую долю свою! - 166. Поделили бы славу Владимира
Рюрик с Давыдом,
только врозь у них
стяги полощут - 167. и копья поют.
- 168. На рассвете, в туманной прохладе,
по Руси, распростёртой в тиши,
разливается плач Ярославны,
боль тоскующей женской души. - 169. «Полечу я кукушкой бездомною
над туманом, от горя седым. - 170. Опущусь у далёкого Дона я
и у мёртвой каяльской воды.
В той Каялея раннею ранью
омочу свой шелковый рукав.
Там лежит мой любимый, израненный,
буй-головушкой к смерти припав. - 171. Лягу рядом на горькие травы я,
прикоснусь к удалому плечу,
оботру его раны кровавые,
нестерпимую боль облегчу».
- 172. На высоком Путивльском забрале
плачет женщина в утренней мгле,
и разносится песня печали
далеко-далеко по земле. - 173. «Ветер, ветер!
Ты мчишься раздольями,
приминая в степи ковыли.
Что же веешь ты горькой недолею
из чужой половецкой земли? - 174. Расправляя крыла лебединые,
ты грозою над степью идёшь
и на храброе войско любимого
вражьи стрелы наносишь, как дождь. - 175. Мало, что ли, взвиваться под облаки,
надувать паруса кораблям — - 176. о, зачем моё счастье недолгое
разметал по седым ковылям?»
- 177. Мчится горестный плач Ярославны
над полями в рассветной тиши
на Днепровские дальние плавни,
где печально шумят камыши... - 178. «Днепр Великий!
Река моя вечная!
Обессилела я от тоски.
Ты течешь через степь половецкую
сила каменных гор вопреки.
Между нашей и вражеской славою
не впервые тебе выбирать: - 179. ты лелеял ладьи Святославовы
на Кобякову чёрную рать. - 180. Возлелей же мне дальнего милого
на могучей привольной волне,
чтоб не знала я горя постылого,
чтобы слёз не лила в тишине».
- 181. Встал рассвет, и растаяла мгла в нём,
заблестела на травах роса.
Но не тает печаль Ярославны,
горькой птицей летит в небеса. - 182. «Солнце светлое!
С неба высокого
всем ты радость даришь и тепло. - 183. Что ж крыла опалило ты соколу
и любовь мою в поле сожгло?
Что ты мечешь лучи свои жадные
в чистом поле на русскую рать?
Что уста опаляешь им жаждою?
Им и так уже нечем дышать.
Им и так этой степью безводною
всем полечь за великую Русь...
Зноем стянуты луки походные,
и колчаны заполнила грусть». - 184. Мчится песня крылатою чайкою
и, дрожа, замирает вдали...
В ней сольётся но мелкой печалинке
вся печаль нашей русской земли.
Одним глазом спи в плену,
а другим не спи:
путь в родную сторону
мыслью мерь в степи.
Гонит буря в чисто поле
чёрные смерчи:
значит, будет божья воля
на побег в ночи.
Захрапел на всю округу
пьяный половчин:
значит, можно с верным другом
время улучить.
Жди, родная, у порога,
скоро я вернусь.
Бог укажет мне дорогу
на родную Русь. - 185. Ввечеру погасли зори.
Ночь темным-темна.
Ходит по небу в дозоре
месяц — не луна.
Да и тот запрятал в тучи
узкое лицо.
Словом, ночь — не надо лучше,
ночь для беглецов.
Далеко в степи, далече
крутятся смерчи. - 186. Свист несётся из заречья
ждёт Овлур в ночи.
Собирайся, Игорь! - 187. Стонет
ветер в камышах.
Понесут лихие кони —
только свист в ушах!
Не свободою, так разве
жизнью дорожить?
Уж кому-кому, а князю
пленником не жить!
Догоняйте, волчья стая —
ноги коротки! - 188. Игорь мчится горностаем
к берегу реки.
Дикой уткой прянул в воду —
брода не искать. - 189. Из воды же прямо с ходу —
на коня, и вскачь! - 190. Пали кони в гонке долгой.
Но к родной земле
мчится Игорь серым волком,
соколом во мгле.
Разве сокол терпит нужды,
если хлеба нет?
Гуси-лебеди на ужин,
завтрак и обед. - 191. В синем небе путь недолгий
до родной Руси...
А Овлур вдогонку волком
по степной росе.
До родимого порога,
милого лица
недалёкая дорога
берегом Донца... - 192. Шумят в ночи серебряные струи
в донецкой набегающей волне,
как будто ветер тихо тронул струны,
натянутые в лунной тишине: - 193. «Князь Игорь!
За тобой восходит солнце,
встаёт рассвет пожаром золотым.
По всей Руси веселье пронесётся,
и горести развеются, как дым.
Из пепла встанут города и веси,
хвала тебе пройдёт но всей земле,
и, злобой очи мутные завесив,
Кончак поганый скроется во мгле». - 194. И, смело глядя в зори золотые,
ответил Игорь: - 195. «Мало чести мне.
Донец, река великая! Не ты ли
лелеял князя на своей волне?
Не ты ли стлал серебряные травы
на ласковых, приютных берегах,
туманом тёплым одевал дубравы,
скрывающие князя от врага? - 196. Не ты ль ему указывал дорогу
от вражьих станов к стороне родной
и, если приходилось, бил тревогу
утиным криком в тишине ночной?
Великую хвалу тебе по праву
воздаст моя родная сторона. - 197. Запомнила же Русь худую славу,
что обрела себе река Стугна.
Она негромкой струйкою звенела
в лесной глуши, среди дремучих трав...
Она же к устью морем разжирела,
ручьи и реки мутные пожрав.
Она же пеной вздыбилась кровавой
наполовину с илом и песком
и сини очи князя Ростислава
захолонула смертною тоской.
Перехлестнула в Киев через горы,
лихую весть домчав издалека, - 198. и неутешным материнским горем
насытилась, зловещая река! - 199. Цветы поникли с горькою тоскою,
печально приклонились дерева...
И та лихая слава за Стугною
и до сих пор по всей Руси жива». - 200. Не сороки стрекочут,
не вороны кричат:
вслед за Игорем ночью
скачут Гзак и Кончак. - 201. Не укажут пути им
птичьи крики в ночи:
даже галки утихли, - 202. даже полоз молчит.
Рыщет ворог в тумане,
ищет речку на звук,
но в тумане обманет
даже дятловый стук.
И мороча погоню,
и сбивая с пути,
рвётся песня из вольной
соловьиной груди.
И летит по-над водью
в розовеющей мгле
и поёт о свободе,
о родимой земле. - 203. И сказал Кончаку Гзак:
- 204. «Не вернуться ли назад?
Не отыщешь ветра в поле,
хоть смотри во все глаза.
Сокол к дому полетел.
Соколёнку же в удел
есть у нас ещё немало
золочёных острых стрел». - 205. Отвечал ему Кончак:
- 206. «Погоди рубить с плеча.
Очень скоро позабыл ты
силу княжьего меча.
Голова моя гола
да умом ещё цела —
красной девкой надо спутать
добру молодцу крыла». - 207. И сказал на это Гзак:
- 208. «Что ж, Кончак, да будет так.
Только с этакой охотой
не лопасть бы нам впросак —
соколёнок улетит,
и девица не проспит,
и начнут чужие птицы
нас гонять по всей степи». - 209. Русь бывала в жестоких боях
и добыла немалую славу.
Нам поведал великий Боян
о победных путях Святослава.
Ярославу он песни певал
и Олеговы славил походы,
и, любимец князей, не бывал
равнодушен к страданьям народа.
Сколько видеть Руси привелось
и бесславья, и зла, и обмана,
сколько горького горя влилось
в заповедную песню Бояна.
И она, обретая слова,
над сожжённой землёю летела: - 210. «Худо, если без плеч голова.
Зло, когда обезглавлено тело».
Так и нынче напасть велика:
смелый сокол себя обесславил,
и, забившись в когтях Кончака,
землю русскую он обезглавил.
И опять: и сиротство, и боль,
и неправое дело и слово.
И нахлынули зависть и злоба,
ополчась на добро и любовь.
И, как ворон, в печальной ночи
на поживу спешит половчин. - 211. Но взыграла зоря в небесах —
возвращается Игорь отважный!
Заблестела под солнцем роса
на травинках, иссохших от жажды. - 212. На Дунае ведут хоровод.
Вьются песни в просторы морские
и, как чайки, над зеленью вод
через море уносятся в Киев.
Собирайтесь, девицы,
на зелёный луг.
Станьте вы, красавицы,
во единый круг.
Станем кругом хаживать,
станем песню слаживать,
да про то, что счастье нам
улыбнулось вдруг.
Горести постылые
кинули — прошли.
И вернулись милые
из чужой земли.
Здравствуй, небо ясное.
Здравствуй, солнце красное.
Скройтесь, тучи чёрные,
за морем вдали.
В хороводе праздничном
я не накружусь.
С раскрасавцем-молодцем
я не надружусь.
Вечерочком-вечером
у реки у реченьки
в его очи синие
я не нагляжусь.
Ведь не всё ж мне, девице,
горе горевать.
Буду ночку до света
друга миловать.
Ой, ты ночка летняя,
ты дождя не лей на нас,
не мешай мне милого
в губы целовать.
Я у смерти вырвала
друга моего.
Я у сабель вражеских
отняла его.
Песнею заветною,
да любовью верною
я на Русь родимую
привела его. - 213. По Боричеву взвозу наверх
едет Игорь
к святой Пирогощей,
что возносит полуденный свет
над весёлой
и праздничной гущей. - 214. Ветер мечется,
песню нося,
что поётся
по градам и весям: - 215. «Пели славы мы
старым князьям,
молодых
ещё лучше приветим». - 216. Слава Игорю!
Сыну его!
Буй-Тур Всеволоду!
Святославу!
Слава тем,
кто вернулся живой!
Тем, кто пал — вечная слава...
- 217. Слава всем,
кто за Русь постоял
против вражьей поганой оравы. - 218. Слава воинам!
Слава князьям!
И народу великому — слава!
Мы — сыны твои, Родина!
В громе яростных битв
сколько бед тобой пройдено,
сколько горьких обид.
Сколько крови потеряно —
и земле не впитать.
Сколько горя намерено —
только песне и знать.
Сколько счастья украдено
у сирот и у вдов.
Так скажи, чего ради нам
стоишь горьких трудов?
Чего ради — скажи лишь нам,
что грозит тебе враг —
кровь играет по жилушкам,
и неведом нам страх?
А порою ненастною,
исчезая, как дым,
мы в глаза твои ясные
перед смертью глядим.
Твоей славе причастные,
как травинки — граве,
видим в том своё счастье мы,
что ты будешь навек.
Ты не будешь поверженной
н и когда -ни когда.
Ведь но зову по первому
встанут все города.
Нас не будет, но будут же
те, что после придут.
Неизвестные юноши
жизнь тебе отдадут.
На крови, нами пролитой,
их горячая кровь —
это ты и есть Родина!
Мир тебе и любовь.
Ссылка
Если вы используете корпус в научной работе, пожалуйста, сошлитесь на эту публикацию:
Орехов Б. В. Параллельный корпус переводов «Слова о полку Игореве»: итоги и перспективы // Национальный корпус русского языка: 2006—2008. Новые результаты и перспективы. — СПб.: Нестор-История, 2009. — С. 462—473.