Журнал научных разысканий о биографии, теоретическом наследии и эпохе М. М. Бахтина
ISSN 0136-0132
Диалог. Карнавал. Хронотоп. → 2000 → 1
Dialogue. Carnival. Chronotope, 2000, № 1
156 157
ОБЗОРЫ И РЕЦЕНЗИИ
Кэрол Адлам
От имени Бахтина: освоение и присвоение в исследованиях русской и западной бахтинистики последних лет*
Подражать или применять Бахтина, читать его, вовлекая его в диалог, оказывается предательством по отношению к самому главному в его творчестве.
Поль де Ман
Мне кажется, что следует оставить Бахтина в покое […] Только тогда имя его не окажется рассеянным на осколки цитат и обретет актуальную бесконечность, не обусловленную хронотопом.
А.В.Босенко
[…] отечественный читатель, исследователь или просто "любопытный скиф", знакомящийся с зарубежными текстуальными и затекстуальными "дискурсами" вообще и с интерпретациями Бахтина в частности, подчас ощущает себя как бы во сне […]
В.Л.Махлин
[…] и это-то раздражает меня больше всего, а если выразиться сильнее, то попросту вызывает недоверие и полную растерянность, — часто сталкиваешься с течениями в литературной и культурной критике, которые отдают предпочте ние взгляду изнутри, то есть идее о том, что наиболее успешный и даже единственный возможный метод изучения предмета состоит в том, чтобы быть тем, что изучается.
Кэрил Эмерсон
Подавляющая часть появившегося за последние годы
материала вокруг Бахтина вполне может побудить неподготовленно
го комментатора сделать поспешный вывод об очевидности
вли
яния Бахтина на гуманитарную
науку1; ему остается разве что
констатировать, что имя Бахтина уже давно распространилось за
академические стены по разным ответвлениям культуры
2 и
удалиться с чувством удовлетворения от хорошо сделанной работы.
Какими бы соблазнительными ни казались подобные впечатления,
все же было бы рискованно превращать обширную неоднород
ность того, что теперь называется "Bakhtin Studies", в
мнимую однородность, не обращая при этом внимания на тревожные
вопросы о причинах всех этих причудливых перипетий,
выпавших на долю опубликованного, переведенного и применяемого
Бахтина. Ибо если первые два десятилетия влияния Бахтина на
западную гуманитарную науку отмечены энтузиазмом по поводу
его пригодности для различных форм мышления, то в настоящий
момент можно наблюдать все увеличивающуюся в бахтинистике
саморефлексию, указывающую на рост осторожности и насторожен
ности, которые пришли на смену самоотождествлениям
читателей с мышлением самого Бахтина. Пользуясь бахтинской
терминологией, можно сказать, что центробежному энтузиазму
первых десятилетий сегодня все больше противостоят центростремитель
ные попытки как бы наперерез всему этому снова и
по-новому определить "проект" Бахтина для гуманитарной науки. И в
преддверии публикации внушительного архивного материала —
материала, знакомство с которым может повлечь за собой
полную переоценку бахтинской мысли, — больше чем когда-либо
представляется необходимым рассмотреть основную проблемную
ситуацию с Бахтиным так, как она предстает и в англоязычном
мире, и у него родине. Удивляет не то, что возрастающий диалог с
Бахтиным в России и на Западе никогда не был взаимодополняющим;
удивительно скорее другое: насколько не являются взаимодопол
няющими такие реплики этого диалога, которые, как мы
увидим, как раз пересекают черту, разделяющую Россию и Запад.
Само мышление Бахтина требует, чтобы мы истолковали такие
размолвки как нечто большее, чем только междоусобные разногласия,
которые являются неизбежным побочным продуктом различных
точек зрения внутри любой исследовательской области;
нужно понять их серьезность и значимость, решая вопрос, как же
понимают Бахтина на самом деле. Литературно-критические
споры нашего времени не могут брать на себя роль мнимой
объективности — роль, уже отвергнутую современной философией;
нельзя также забывать нашу неизбежную вовлеченность в событие
от
* Перевод сделан по изданию:
Carol Adlam. In the Name of Bakhtin: Appropriation and Expropriation in Recent Russian
and Western Bakhtin Studies // Alastair Renfrew (ed.) /
Exploiting Bakhtin. ("Strathclyde Modern Languages Studies. New Series",
№2). Strathclyde: University of Strathclyde, 1997, pp.75—90. Благодарим
профессора Ренфру за разрешение на публикацию статьи в
русском переводе.
ОБЗОРЫ И РЕЦЕНЗИИ
Кэрол Адлам
От имени Бахтина: Освоение и присвоение в исследованиях…
Диалог. Карнавал. Хронотоп, 2000, № 1
Dialogue. Carnival. Chronotope, 2000, № 1
158 159
вета и адресованности — вовлеченность которая, как это показал Бахтин, вступает в игру всегда и везде, в каждой дискурсивной ситуации (включая и сферу так называемой "бахтинистики") и которая, при любом изменении ситуации, переформулирует предмет дискуссии. Иными словами, нравится нам это или нет, говоря о Бахтине, мы неизбежно говорим от имени, или именем, Бахтина.
Предлагаемая работа ограничится рассмотрением некоторых показательных примеров недавнего времени, относящихся к "вторичному" материалу бахтинистики; ведь именно здесь представлен отчасти потенциал Бахтина как бы от его лица. В первой части будут обсуждаться некоторые голоса, прямо выступающие против сложившихся в бахтинистике тенденций; во второй, отстраняясь от полемики, мы перейдем к анализу практической стороны дела, так как именно в сфере истолкования и применения бахтинских идей в практике гуманитарных дисциплин проблема присвоения и обнаруживает непосредственное отношение к тому, как будут понимать Бахтина в обозримом будущем.
I
Четыре исполненных беспокойства высказывания,
которыми начинается предлагаемая работа, выбраны потому, что они
по-разному выражают интересующую нас проблему. Первой фразой
Поль де Ман завершает написанную им еще тринадцать лет назад
провидческую статью "Диалог и диалогизм", где с редкой точностью
задевается живой нерв, по сей день беспокоящий бахтинистику
3. Хотя демановская критика "применения" направлена в особеннос
ти против упрощенных сближений и соположений терминологии
Бахтина с мерками современной литературной теории, она, эта
критика, тем не менее ставит вопрос, вокруг которого вращаются
сегодняшние споры, а именно: не является ли развитие (применение)
идей Бахтина просто плохим, обедняющим суть дела изложением
его работ, имитациями, которые, под видом шумных похвал,
скорее пытаются лишить бахтинское наследие его богатств? А
что если, теша себя мыслью, что мы вступили в диалог с
Бахтиным, мы на самом деле изменили одному из главных принципов
бахтинской мысли — принципу неповторимости однажды
совершенного поступка или произнесенного слова? Предостерегающие
слова де Мана подверждают и примечательный сдвиг в самосознании
бахтинистики. Ведь кто только ни говорил раньше о
"подража
нии" и "применении", с одной стороны, и о "вовлечении
Бахтина в диалог", с другой; но вот что обе стороны могут совпасть,
что "диалог с Бахтиным" на поверку оказывается просто синонимом
"применения" его идей в собственных целях, но от его имени,
— это звучит достаточно непривычно. Привычнее думать, что
уже сам необычайный диапазон предпринятых "от имени Бахтина"
исследований указывает на то, что различие между "подлинным"
и "подражательным" стерлось. И что, следовательно, мысль,
будто за всем этим стоит своего рода предательство по отношению
к Бахтину, вроде бы теряет всякое основание.
Но это было бы слишком просто. Если бы проблема действительно была разрешена, тогда не было бы того тревожного чувства, полускрытого во вступительных или заключительных абзацах многочисленных исследований, и к тому же, меньше было бы разного рода крайностей оправдания или, наоборот, разоблачения особого места Бахтина в современной гуманитарии — крайностей, которые находят свое выражение в работах сегодняшних комментаторов — таких, например, как А.В.Босенко 4. Затронутый Босенко вопрос о "неповторимости" Бахтина достаточно нетипичен (по крайне мере, в сфере бахтинистики). Вместе с тем вывод Босенко о том, что самый лучший Бахтин, пожалуй, тот, который, так сказать, мертв и похоронен, вполне может рассматриваться как логический предел проблемы, поднятой де Маном. Полемические соображения Босенко кратки и ничем не подкреплены, за вычетом эмоционально перенасыщенных образов "канонизированного" Бахтина, превращенного "в бронзовый памятник с протянутой рукой" (Босенко, 83), то есть превращенного в еще один предмет поклонения в святцах советской агиографии (и антиисторизма); всему этому Босенко противопоставляет Бахтина, который "местами […] просто пошл" в своих "фаустовск[их] попытк[ах] […] структури ровать время" и творчество которого — это "теогония, которая не имеет ничего общего с товарооборотом современной науки" (Босенко, 84). И все же: это иконоборческое возражение против бахтинской вездесущности демонстрирует не только попытку защитить Бахтина от давления рынка, управляющего современной наукой, но одновременно и стремление защитить саму науку от подкрадывающегося влияния Бахтина. Босенко выражает свою точку зрения как на Бахтина, так и на современную гуманитарную науку следующим образом:
По-видимому, одной из причин возрастающей популяр
ОБЗОРЫ И РЕЦЕНЗИИ
Кэрол Адлам
От имени Бахтина: Освоение и присвоение в исследованиях…
Диалог. Карнавал. Хронотоп, 2000, № 1
Dialogue. Carnival. Chronotope, 2000, № 1
160 161
ности Бахтина является падение общей философской культуры и кажущаяся общедоступность смыслов его работ […]. Его труды дают счастливое заблуждение, что каждый без труда может и вправе соучаствовать в творчестве […]. В этом и коренится причина того, что нет у Бахтина последователей, только эпигоны и подражатели […].
(Босенко, 85)
Совершенно очевидно, что упоминание "эпигонов и подражателей" — отзвук предостережения де Мана только на словах, поскольку, устраняя Бахтина как мыслителя, Босенко предает забвению и "тот коллапс свернутого времени, где ничего не происходит" (Босенко, 85). Время здесь проигнорировано: перед нами reductio ad absurdum вопроса о том, можем ли мы на самом деле "вовлекать Бахтина в диалог". Слова Босенко о "падении общей философской культуры", тем не менее, не лишены смысла: в них чувствуется происходящая сейчас в Росссии переоценка представлений о современных влияниях Бахтина на философию.
Виталий Махлин — ключевая фигура в развитии бахтинистики в России. В своей статье "За текстом", откуда взят третий эпиграф5 , Махлин поднимает одну из самых "болевых" проблем освоения и присвоения Бахтина — проблему адекватности подлиннику. Несмотря на тот факт, что для Бахтина все акты понимания — это скорее акты "перевода", Махлин дает понять, что своего рода иерархия должна быть признана в отношении бахтинского наследия с его текстуальной неупорядоченностью, и напоминает о том, что "сам факт того, что в большинстве случаев о его «диалогизме» пишут и судят люди, русского языка не знающие, — заслуга именно русистов" ("За текстом", 35). Но, отдавая должное тем русистам, которые сделали возможным доступ к работам Бахтина, Махлин имеет в виду нечто большее, чем то очевидное затруднение, что достоверность доходящего до не-русистов переведенного материала недоступна их компетенции 6. В сущности, Махлин выходит за рамки узко-языковых вопросов, предлагая объяснение, на его взгляд, поверхностно радикальных теоретических направлений Запада, которые
в советском или постсоветском сознании ассоциируются
с наиболее грубыми и агрессивными тенденциями
ранней советской культуры и которые в последние
десяти
летия […] получают как бы "второе дыхание" в
относительно благоустроенной и относительно благопристой
ной атмосфере западной академической «theory»
("теории"), деконструирующей прежние теоретические
построения, но сохраняющей и даже усиливающей
прежний «теоретизм» […]
("За текстом", 42—3)
По мнению Махлина, ни этому западному "искажению", ни его постсоветскому наивному "«духовному» Двойнику" недоступен истинный вклад Бахтина в гуманитарную науку: создание нового сознания, основанного на диалоге. Этот вклад западные ученые сумеют понять тогда,
когда «церковная» природа специализации- Fach'а перестанет ассоциироваться — я выражусь резко — с логоцентрическими бирюльками «материализма», «бессозна тельного», «феминизма», «класса» и других попыток отличить себя от своей же общности, саму ее, однако, стирая и отрицая. Для постсоветских — когда перестанет ассоцироваться с остраненной или отстраненной «духовностью», или же «идейностью», с монологическим «всеединством», интуируемым и структурируемым в духе западного «структурализма» и «семиотического тоталитаризма».
("За текстом", 47)
Опасения Махлина относительно способности западных и постсоветских интерпретаторов восстановить подлинный облик и место Бахтина в гуманитарной науке основаны на некоторой фундаментальной данности восприятия, залегающей глубоко "за текстом". Проблематика в особенности западного контекста — чужаковатой территории, по которой бродит озадаченный "любопытный скиф", — получает более конкретное объяснение в статье "Третий ренессанс" 7.
Здесь Махлин основательно реконструирует "неофициаль ное" направление в русской философско-эстетической мысли 20-х годов, оспаривая тем самым распространенное убеждение, в соответствии с которым одним из вредных последствий подъема авангарда и последовавшего за этим установления учения социалистического реализма была образовавшаяся философская пусто
ОБЗОРЫ И РЕЦЕНЗИИ
Кэрол Адлам
От имени Бахтина: Освоение и присвоение в исследованиях…
Диалог. Карнавал. Хронотоп, 2000, № 1
Dialogue. Carnival. Chronotope, 2000, № 1
162 163
та. Внушительный реконструктивный проект, заявленный в этой работе, имеет двойную мотивировку 8: во-первых, предлагается избегать мышления, ориентированного на ту или иную разновидность теоретизма; и, во-вторых, Махлин настаивает на необходимости переоценки современного образа мышления в целом, в особенности такого, которое претендует быть радикально подрывным. "Неофициальный" пласт русской мысли, находившийся за пределами как явно "официального", так и авангардного "анти-официального", был, считает Махлин, подавлен и раздавлен модернизированным монологизмом, а позднее — своею же собственной постмодернистской "изнанкой" ("Третий ренессанс", 150). Для Махлина обе этих дискурсивных формы монологизма (и, соответсвенно, автономный индивидуализм и автономный анти-индивидуализм) предательски подменили суть дела не только потому, что они заслоняют собою "неофициальную" традицию мысли пристрастием к абстракциям, характерным для теоретизма, но и, что еще важнее, потому, что их вызывающее иконоборство на самом деле допускается и разделяется "официальной" культурой. Поэтому пытаться отнести Бахтина к каким бы то ни было направлениям, возникшим из авангардистистских движений как Запада, так и России (структурализм, постструктурализм и т.д.), — это заблуждение. Разносные оценки Махлина по адресу западных бахтинистов во всяком случае проистекают отчасти из-за его твердого убеждения в том, что к настоящему моменту последователь но сменили один другого три (как минимум) дискурса-самозван ца (с их "логоцентрическими бирюльками"), которые узурпировали и, в конце концов, крайне исказили ("гротескно-анахрони чески", как говорится в другом месте)9 бахтинскую мысль, превращая каждую следующую стадию присвоения в изнанку предшествующей. Бессмысленно надеяться, что эта цепь "изнанок изнанок" когда-либо как-то достигнет "подлинного" Бахтина, и по очень простой причине: каждый новый "диалогизирующий фон" все дальше и дальше уводит интерпретаторов в ложном направлении.
Проведенное таким образом различение — важно.
Прослеживая "обратный" путь вдоль этой траектории, Махлин не
предлагает какую-то новую схему того, как мог бы выглядеть "подлинный"
Бахтин, а выдвигает гипотезу о причастности Бахтина к
малоисследованной группе мыслителей
10. Для Махлина "Бахтин" —
это некоторое хронотопическое событие со многими участниками,
каждый из которых развивает свои неповторимые воззрения,
исходя из разделяемых ими всеми представлений, — а не
одинокая личность со сводом готовых убеждений, закрепленных в
текстах одного биографического автора. Контраст между подходом
Махлина и позицией Сергея Бочарова (душеприказчика бахтинского
наследия), изложенной в его биографическом очерке
"Событие бытия", представляется весьма поучительным
11. Размышляя о
событиях жизни Бахтина и сетуя на "бахтинский масскульт",
"этот вульгарный бахтинизм, что расцвел вокруг его имени",
Бочаров в то же время утешает себя мыслью, что "ядро его мысли
остается неприступным и довольно таинственным" (Бочаров, 219).
Воззрения Махлина и Бочарова на поверхностный взгляд совпадают
(Бочарову, к примеру, скорее близок призыв Махлина к
"мораторию" на присвоение), но они принципиально расходятся на
более глубоком уровне. Махлин, в отличие от Бочарова, не
склонен к ностальгии по утерянному раю — мысли или мыслителя
12. Более того: по мысли Махлина, сам призыв к переоценке и
переосмыслению Бахтина не был бы возможен на самом деле, если бы
у нас не было своего собственного, конкретного исторического
места здесь и
теперь:
Нужно жить в такое время, как сейчас, в эпоху, с одной стороны, "деконструкции" всякого мифа и всякого права на миф, а с другой — своеобразной "компенсации" этой тенденции, которая выражается в совершенно искусственных идеологических симулякрах мифологии (деконструкция "с точностью наоборот") […]
("Третий ренессанс", 143)
В том же самом смысле, в каком Махлин понимает мысль А.А.Ухтомского о невозможности полной отстраненности экспериментатора от его эксперимента ("Третий ренессанс", 137), точно так же факт дистанции, отделяющей нас от Бахтина, делает невозможной нейтральную точку зрения — ни в качестве чистого "возврата" в историческую ситуацию минувшей эпохи, ни в качестве устранения нашего собственного сегодняшнего идеологичес кого багажа и его предпосылок. Что представляется возможным, по мысли Махлина, так это реконструкция условий возможности бахтинской мысли. Но тогда возникает, по его же терминологии, логический парадокс, который заключается в следующем: то, что в работах Махлина может иногда показаться нетерпимостью по
ОБЗОРЫ И РЕЦЕНЗИИ
Кэрол Адлам
От имени Бахтина: Освоение и присвоение в исследованиях…
Диалог. Карнавал. Хронотоп, 2000, № 1
Dialogue. Carnival. Chronotope, 2000, № 1
164 165
отношению к современным направлениям, оборачивается ни больше ни меньше как обращенным к этим самым направлениям-дис курсам требованием признать свой собственный интерес и соучастие во всех этих радикальных, развернувшихся в беспредел переосмыслениях и переиначиваниях Бахтина13 .
Перед тем как перейти к рассмотрению этого утверждения, нам нужно вернуться к проблеме того, что же все-таки это значит — "вовлекать его в диалог". Махлин касается этой проблемы, заканчивая свои размышления часто цитируемым утверждением Бахтина: "Нет ничего абсолютно мертвого: у каждого смысла будет свой праздник возрождения" ("Третий ренессанс", 150). Выбранная им цитата, столь лирически успокаивающая обещанием возрождения каждому новому поколению, непосредственно выводит нас на проблему присвоения. В самом деле: Махлин ставит вопрос, имплицированный в приведенной им цитате, и потом сам спрашивает: "Что это значит? То есть что это значит для нас?" ("Третий ренессанс", 150). Отвечая на вопрос с характерной для него жесткостью, Махлин отказывает современному языку понятий — дискурсу — вообще в способности быть адекватным мышлению самого Бахтина:
[…] сегодня этот дискурс добалтывают либеральные деконструктивисты, политиканы, дураки, бывшие партработники и бывшие пламенные марксисты, самозванцы всех мастей.
("Третий ренессанс", 151)
Статья Махлина важна уже потому, что он осмеливается поставить в ней вопрос: "Что это значит для нас?"
Риторике Махлина почти неправдоподобным образом
вторит Кэрил Эмерсон, которая также занимает как бы посредническую
позицию между Западом и Россией. Как и Махлин, Эмерсон
критикует повсеместную тенденцию политизировать Бахтина,
отмечая при этом, что западные бахтинисты "проявляют чрезмерный
и даже болезненный интерес к вопросам
пола"14,
а в другом
месте ссылаясь на "ныне модную триаду либерализации: раса,
класс,
пол"15. Но здесь проблема присвоения оборачивается уже
специфической проблемой
экспроприации
, так как Бахтин, по
мнению Эмерсон, не только "искажен", но и потенциально лишен
очерченной ею от его имени территории; можно подумать, что если бы
не твердая решимость Эмерсон заткнуть своим пальцем дырку в
пло
тине, то Бахтин был бы неминуемо смыт волной разного
вида "измов". Защищая бахтинскую почву, Эмерсон вынуждена
использовать замысловатые риторические жесты для того,
чтобы надежно поместить саму себя (и предполагаемого ею собеседни
ка — русского бахтиниста) внутри бастионных стен, как это
видно в следующих за приведенными в эпиграфе словами:
[так], право специализации по предметам, связанным с вопросами феминизма, принадлежит исключительно женщинам, на афро-американское отделение принимаются только негры, на восточное-азиатское — люди восточного происхождения, в то же время как тех, кто не принадлежит к данной группе, пытаются отвадить, не считая их достаточно компетентными 16.
Такое изображение анархического гипертерриториализма в западной науке на самом деле оказывает противоположное действие: мы входим не в пространство "другого", а на территорию Эмерсон, выдаваемую за слово Бахтина17 . Тем самым Бахтин наделяется прочными консервативными и "аполитичными" полномочиями, и в русском контексте он предстает, по утверждению Эмерсон, "скорее консервативным мыслителем", "философом жизни", а вовсе "не апостолом карнавала и уж точно не законодателем литературной теории"18 .
II
Разница между двумя представлениями о Бахтине (здесь представлена Эмерсон как удобное пограничье — Росиия/Запад) хорошо прослеживается на анализе нескольких появившихся недавно работ19. При всем при том, что это различие осознается скорее как предметно-содержательный, чем языковой, разрыв между ранними и поздними работами Бахтина, а равно и как разрыв с первоначальным рецептивным фоном в его творчестве, — тем не менее споры о том, как надо понимать и как определять Бахтина, все равно остаются накаленными 20. Похоже, что этот непрекращающий ся диспут о статусе Бахтина еще более усилился после публикации в России внушительного архивного материала 21, а представление о Бахтине как о чисто "литературном" теоретике оказалось проблематичным после опубликования записей пространного интервью, взятого Виктором Дувакиным у Бахтина в начале 70-х годов22.
И, однако, примечательно, что четыре задающих тон выступ
ОБЗОРЫ И РЕЦЕНЗИИ
Кэрол Адлам
От имени Бахтина: Освоение и присвоение в исследованиях…
Диалог. Карнавал. Хронотоп, 2000, № 1
Dialogue. Carnival. Chronotope, 2000, № 1
166 167
ления на состоявшейся в Москве в 1995 году конференции, посвященной столетию со дня рождения Бахтина, недавно были все-таки опубликованы в журнале "Вопросы литературы" под рубрикой "Бахтин и современное литературоведение" 23: может быть, эта тема вновь станет яркой чертой русской бахтинистики в будущем24 . Окажется ли вполне успешным или нет явное стремление возродить тему "Бахтин и литературоведение", но, во всяком случае, точки зрения, высказанные в данных четырех статьях, указывают на важное изменение в подходах к вопросу об изучении литературы 25. Статьи Н.Николаева и И.Шайтанова имеют дело непосредственно с современными Бахтину контекстами и обнаруживают тенденцию скорее к прояснению, нежели к "применению" Бахтина в России, даже в области русских литературных исследований. На Западе, в противоположность этому, взгляд Бахтина на литературу понимается гораздо шире — как "мета"-метафора жизни. Достаточно нетипичная для России иллюстрация этой точки зрения предложена культурологом В.С.Библером, который полагает, что для Бахтина литература функционирует как такой способ переформулирования философских проблем, который позволяет избежать западни философских категорий; для него Бахтин — это прежде всего философ, изучавший философию "через игольное ушко литературы" 26. Литературный текст также оттесняется на периферию (хотя и по другим мотивам) в высказываниях американского исследователя Майкла Бернард-Доналса, особенно в работе "Дискурс жизни: ответственность в языке и в романе": здесь он прямо заявляет, что "Бахтин не имеет никакого отношения к теории как таковой" и что он, скорее всего, "дает набросок «социальной» теории […], которую литературные образцы «иллюстрируют»" 27. В своей недавно опубликованной монографии о Бахтине "Между феноменологией и марксизмом" Бернард-Доналс вновь ставит вопрос о прямом, как модель, соотношении между текстом и контекстом, подробно анализируя напряжение, возникающее, по-видимому, из-за противоречивых представлений Бахтина о диалогических отношениях в жизни как некоторой данности, с одной стороны, и явлениях письменного слова как исторически и "идеологически" созданных под воздействи ем сложных социально-политических, исторических факторов 28. Отдавая, в конце концов, предпочтение аргументам Бахтина, демонстрирующим влияние дискурса на речевое сознание, пропитанность слова идеологией, Бернард-Доналс пересматривает мес
то литературы и литературной критики в "единстве человеческой культуры": они больше не являются чем-то просто отражающим или беспристрастным, а наоборот, оказываются жизненно вовлеченными в задачу понимания и преобразования материальных условий существования.
Несколько иной подход основан на понимании бахтинской концепции литературы как "неотрывной части целостности культуры" 29. Может быть, именно это сделало исследования Бахтина такими удобными для чрезвычайно широкого их применения в различных областях семиотики 30, в тех регионах ее, которые Клайв Томсон называет "диалогической критикой", т.е. в плане широкого историко-культурного контекста, а также в плане внутренне-по лифонической разнородности культуры 31. Источник этой внутренней разнородности переместился теперь с самого текста и автора к проблематике восприятия. Опираясь на многолетнюю уже феминистическую традицию прочтения "против почвы", редакторы вышедшего в 1994 году сборника "Диалог голосов: феминистская литературная критика" пишут, что феминистская диалогика предполагает политику обнаружения притесненных голосов32 . В своей монографии о готической художественной прозе Жаклин Ховард также делает попытку феминистского прочтения жанра, подчеркивая, что контекстуальная и институционализированная природа интерпетации — это то, что определяет "романность" текста или, иными словами, то, что "скорее всегда является определенным предположительным статусом конкретных дискурсов, а не какими-либо унаследованными качествами, что придает этим дискурсам ту или иную конкретную силу"33. Точно так же новые прочтения как политических контекстов произведений Бахтина, так и других произведений советского периода осуществлены в книге "Бахтин, Сталин и современная русская проза", написанной Китом Букером и Дубравкой Юрагой34. Работа, предпринятая здесь, получила продолжение в сборнике "Диалогизм и теория культуры", под редакцией Клайва Томсона и Ганса Радж Дюа, где несколько авторов оспаривают, опираясь на опыт постколониальной Индии, такие интерпретации диалогизма, которые истолковывают беспроблемно литературные тексты и социально-языковую или политическо-языковую практику 35.
Материалы конференции "Бахтин и перспективы гуманитар ных наук", опубликованные в 1994 году, подходят к изучению литературы несколько иначе: стремясь историзировать Бахтина36 и
ОБЗОРЫ И РЕЦЕНЗИИ
Кэрол Адлам
От имени Бахтина: Освоение и присвоение в исследованиях…
Диалог. Карнавал. Хронотоп, 2000, № 1
Dialogue. Carnival. Chronotope, 2000, № 1
168 169
дать детальные оценки методологии изучения литературы и компонентов внутренного уровня произведения. Н.Д.Тамарченко, например, настаивает на том, как важно уделить внимание проблеме "внутреннего диалогизма" художественного слова, заключая, что значение романного жанра состоит в его способности активизировать скрытый диалогизм произнесенного слова37. Несколько других статьей этого сборника тоже неявно следуют за приоритетным пониманием Бахтиным романа, анализируя проявления написанного диалогического слова. К примеру, Л.Чернец говорит о необходимости конкретизации терминологии Бахтина, предлагая соответственно различать три типа диалогических отношений при анализе генезиса, функции и структуры любого художественного текста38. Чернец полагает, что в своей теории жанров и стилей Бахтин выдвигает идею интертекстуальных диалогических отношений; в концепции адресованности и чужого слова Бахтин рассчитывает на читательское участие в понимании текста и контекста; наконец, что в анализе взаимодействия автора и героя, предпринятом при исследовании Достоевского и в работе "Автор и герой в эстетической деятельности", Бахтин говорит о конкретных интертекстуальных отношениях. Доводы Чернец подкрепляются размышлениями И.В.Егорова в статье "Проблема автора в эстетике Бахтина", в которой он, в свою очередь, стремится разрешить стародавний спор о свойстве литературных сочинений быть связанными друг с другом во времени, доказывая, что работы "Автор и герой" и "Проблемы поэтики Достоевского" находятся между собою в диалогических отношениях такого рода, что последняя является дополнением к идеям более раннего текста, где исследуются индивидуальные взаимодействия в более широком культурном пространстве 39.
Эта интертекстуальная оценка сопровождалась неизбежной
дискуссией о роли критика и читателя в диалогическом
понимании в соответствии с бахтинским утверждением о том, что
процесс освобождения текста из оков монологического истолкования
начинается с осознания критиком своих собственных ограничений.
Д.П.Бак исследует эту центральную проблему в статье "К
проблеме вненаходимости литературоведа в эстетической концепции
М.М.Бахтина" (1990), где он проводит параллель между категорией
"поступка" и деятельностью литературого критика по отношению
к тексту. В следующей статье, озаглавленной "Эстетика
Бахтина в современном звучании: к идее кризиса творчества" Бак
рассмат
ривает проблему взаимоотношений авторагероя и роль
критика в свете бахтинского высказывания, что "великое дело для
понимания — это вненаходимость понимающего во времени, в
пространстве, в культуре". Таким образом, творчество Бахтина
вызвало переоценку не только жанров, обсуждаемых им самим
(например, в уже вышеупомятом сборнике С.Н.Бройтман
высказывается против осуждения Бахтиным лирики), но также и тех
литературных жанров, которые, в соответствии с бахтинской
терминологией, оказываются "монологическими".
Возрастающее разнообразие подходов в дискуссиях вокруг Бахтина и в использовании его, чему свидетельство — примеры, анализировавшиеся в этой работе, со всей очевидностью демонстрирует, что проблема присвоения и освоения сама по себе не препятствует развитию бахтинистики. Тем не менее тема остается уместной; когда остатки неопубликованных работ Бахтина станут доступны, она, скорее всего, сделается едва ли не центральной для будущей "бахтинологии". В этом смысле перспектива бахтинистики будущего зависит от признания того факта, что лишь тогда, когда поиски авторитета перестанут скрываться там, где вопрос стоит об аутентичном прочтении, — лишь тогда проблема права и неоправданности считать Бахтина "своим" будет разрешена.
1 Широкодоступные на Западе электронные каталоги насчитывают огромное количество исследовательского материала, посвященного Бахтину. К примеру, по недавним подсчетам, база данных Бахтинского Центра (г. Шеффилд, Великобритания) насчитывает более 1500 названий, а каталог MLA (Ассоциация современных языков) содержит не менее 1200 других ссылок. См. также: Subhash Jaireth. Russian and Non-Russian Readings of Bakhtin: Contours of an Emerging Dialogue // Southern Review. 28. March 1995, pp.20—40; Craig Brandist. British Bakhtinology: An Overview // «Диалог Карнавал Хронотоп». 1995, №1, с.161—71; Scott Lee and Clive Thomson (eds.). Bakhtin Around the World // «Le Bulletin Bakhtine/The Bakhtin Newsletter». 5. 1996.
2 Вот примеры: один из персонажей фильма "Дым" (1995; режиссер Вэйн Ванг) рассказывает историю о некоем великом русском философе и завзятом курильщике Михаиле Бахтине, который в качестве папиросной бумаги использовал страницы своей рукописи; а книга "Творчество Франсуа Рабле и народная культура сред
ОБЗОРЫ И РЕЦЕНЗИИ
Кэрол Адлам
От имени Бахтина: Освоение и присвоение в исследованиях…
Диалог. Карнавал. Хронотоп, 2000, № 1
Dialogue. Carnival. Chronotope, 2000, № 1
170 171
невековья и Ренессанса" недавно упоминалась в английской газете "The Guardian" в качестве показательного теоретического эквивалента фильмов "Carry On" (примитивно-грубые сериалы в стиле Бенни Хилл Шоу. — Прим. переводчика ). Эти в полном смысле слова расхожие примеры могут послужить опровержени ем довода Вадима Кожинова в его полемике с Виталием Махлиным ("Бахтин и Запад. Опыт обзорной ориентации" // «Вопросы философии». 1993, № 1, 3, с.94—114; 134—50) о том, что Бахтина якобы знает на Западе только избранная группа ученых по сравнению с его известностью в России, которая, как утверждает Кожинов, даже опередила публикацию основных работ в начале 70-х. См.: Кожинов В.В. "Бахтин и его читатели. Размышления и отчасти воспоминания" // «Диалог. Карнавал. Хронотоп». 1993, №2—3, с.120—35.
3 De Man Paul. Dialogue and Dialogism // «Poetics Today». 4. 1. 1983, pp.98—107 (107).
4 Босенко А.В. "Власть времени, или Оставьте Бахтина в покое" // М.М.Бахтин и перспективы гуманитарных наук. Материалы научной конференции. Москва, РГГУ, 1—3 февраля 1993 года. Витебск, 1994, с.83—5 (85).
5 Махлин В.Л. "За текстом: кое-что о западной бахтинистике с постоянным обращением к постсоветской (вместо обзора)" // Т.Г.Юрченко (ред.) / Бахтин в зеркале критики. Москва: «Лабиринт», 1995, с.32—55 (39).
6 Вопросу перевода и присвоения посвящена статья
А.Е.Махова "Перевод—присвоение: «чужое слово» инкогнито" //
М.М.Бахтин и перспективы гуманитарных наук…, с.109—13, в которой
утверждается, что голос переводчика становится все менее
различимым на протяжении столетия. Кэрил Эмерсон (переводчик
текстов в сборнике "The Dialogic Imagination" и "Problems of
Dostoevsky's Poetics") также касается этой проблемы в рецензии на
книгу Майкла Гардинера "The Dialogics of Critique: M.M.Bakhtin and
the Theory of Ideology" (1992): Getting Bakhtin Right and Left //
«Comparative Literature». 46. 3. 1993, pp.288—303. Критикуя
Гардинера, который не читает по-русски, за его обыкновение как бы
между делом включать в свой текст подлинные русские термины и
фразы, Эмерсон пишет: "…абсолютное правило: если не знаешь
чужого языка, лучше не пытаться создать впечатление, что
знаешь его" (p.301, n. 12). В полемике с Эмерсон и Гарри Солом
Морсоном, Энтони Уолл и Клайв Томсон высказывают следующее
мне
ние: "Нет такого языка, естественного или искусственного,
который обеспечивает доступ к истине: несомненно, знание того
русского языка, на котором Бахтин говорил и писал, этого не
обеспечивает". См.:
Cleaning Up Bakhtin's Carnival Act //
«Diacritics». 23. 2. Summer 1993, pp.47—70 (49).
7 Махлин В.Л. "Третий ренессанс" // К.Г.Исупов (ред.) // Бахтинология: Исследования, переводы, публикации (к столетию со дня рождения Михаила Михайловича Бахтина). Санкт-Петербург: "Алетея", 1995, с.132—52.
8 См., например: Махлин В.Л. "Диалог как способ нового мышления: культурологическая концепция М.М.Бахтина и современность" // Человек в зеркале культуры и образования. Москва, 1988, с.82—91; "Бахтин и «карнавализация сознания» гуманитарных наук" // М.М.Бахтин и перспективы гуманитарных наук…, с.7—16.
9 Махлин В.Л. "Бахтин и «карнавализация сознания» гуманитарных наук"…, с.7. Безусловно, характеристики Махлиным других исследователей зачастую носят крайне резкий характер, но, как я пытаюсь показать, за этим стоят заслуживающие внимания доводы.
10 Этот вопрос впервые был затронут Махлиным в докладе на конференции, состоявшейся в 1993 году в Орле; опубликован под заглавием "Русский неклассический гуманитет 20-х годов (неопознанная парадигма)" // Бахтинские чтения. Философские и методологические проблемы гуманитарного познания. Орел, ОГТРК: 1994, с.37—45.
11 Бочаров С.Г. "Событие бытия" // «Человек». 1993, №4, с.37—8. Полный текст этой статьи опубликован под названием "Событие бытия: о Михаиле Михайловиче Бахтине" // "Новый мир". 1995, №11, с.211—21.
12 Во всяком случае, желание Бочарова ограничить исследования изучением бахтинских текстов самих по себе идет вразрез с доводом Махлина в статье "За текстом". Еще больше поражает убеждение Бочарова не только в том, что "масскульт" был несостоятельным в методологическом отношении (он неоднократно подчеркивает, что мысль Бахтина изначально не была приспособ лена к превращению в "движение" или "школу"), но и в том, что "та несостоятельность общеизвестна". Он пишет: "…тогда-то и обнаруживалось, что термины Бахтина не работают (или плохо работают) за пределами его текстов и не годятся для общенаучного употребления" ("События бытия: о Михаиле Михайловиче Бах
ОБЗОРЫ И РЕЦЕНЗИИ
Кэрол Адлам
От имени Бахтина: Освоение и присвоение в исследованиях…
Диалог. Карнавал. Хронотоп, 2000, № 1
Dialogue. Carnival. Chronotope, 2000, № 1
172 173
тине"…, с.219).
13 Этот герменевтический аргумент противостоит также позиции Энтони Уолла и Клайва Томсона в статье "Cleaning Up Bakhtin's Carnival Act" (см. примечание 6), в которой они утверждают, что "мы никогда не узнаем, какими были бы его собственные взгляды на проблемы нашего времени […] Мы считаем, что мистический unio невозможен, во всяком случае на этом свете" (p.48).
14 Эмерсон К. "Столетний Бахтин в англоязычном мире глазами переводчика" // «Вопросы литературы». 1996, №.3, с.68—81 (77). В своем обсуждении Эмерсон различает западный и русский подходы к вопросу тела, утверждая, что русские исследова тели подходят к бахтинскому понятию тела "куда трезвее" (с.78), нежели их западные коллеги, сводящие бахтинскую концепцию к теории "гротеска и эротики" (с.77). Эмерсон приходит к выводу, что "[ц]ель исследования Бахтина была весьма определенной: тело и плоть, с его точки зрения, в основном предназначаются для конкретного размещения нас в каких-нибудь уникальных, незаменимых индивидуальностях, а не для того, чтобы заключить нас в какую-нибудь группу или «коллектив»" (с.78).
15 Emerson Caryl. Bakhtin and Women: A Nontopic with Immense Implications // Helena Goscilo (ed.) / Fruits of Her Plume: Essays on Contemporary Russian Women's Culture. London; New York: M.E. Sharpe, 1993, pp. 3—20 (3).
16 Эмерсон К. "Бахтин, периферия и вненаходимость: о ценности отчуждения от самого себя и от родного дома" // «Диапазон». 1993, №1, с.52.
17 См. также статью Эмерсон "The Shape of Russian Cultural Criticism in the Postcommunist Period" // «Canadian Slavonic Papers». 34. 4. 1992), в которой она определяет "феминизм" своими собственными терминами ("«пол»-воспримчивое прочтение, скажем, Шекспира, или Рабле"), а затем отклоняет его на основании того же самого определения: "вышеупомянутое генацентрическое прочтение Шекспира было бы, к сожалению, «расизмом по полу»") (p.368).
18 Emerson Caryl. Bakhtin and Women: A Nontopic with Immense Implications…, p.14.
19 Между прочим, Майкл Холквист замечает, что "сам
факт того, что Бахтин продолжает волновать столь немодную
проблему как отношение жизни к литературе, представляется хорошим
делом". См.:
Dialogue: Conversation between Robert F. Barsky and
Pro
fessor Michael Holquist. Hamden CT, Saturday-Sunday August
18—19, 1990 // Michael Holquist and Robert F. Barsky (eds) /
Bakhtin and Otherness. Social Discourse/ «Discours social». 3. 1/2.
Spring-Summer 1990, p.17.
20 См.: Здольников В.В. "Спорят бахтиноведы (заметки о научной конференции в МГУ им. Ломоносова") // «Диалог. Карнавал. Хронотоп». 1992, №1, с.138—41; "Вопрос остается открытым (немного субъективные заметки о конференции «Бахтин и перспективы гуманитарных наук»)" // «Диалог. Карнавал. Хронотоп». 1993, №2—3, с.198—201; "Другой Бахтин? … Или другие — мы?" // «Диалог. Карнавал. Хронотоп». 1995, №2, с.182—90.
21 Журнал "Диалог. Карнавал. Хронотоп" опубликовал ряд материалов из переписки Бахтина с В.Н.Турбиным (1994, №2), М.И.Каганом (1992, №1) и Л.Е.Пинским (1994, №2); свидетельст ва знакомых Бахтина: Р.М.Миркиной (1993, №1), М.В.Юдиной (1993, №4), А.З.Вулиса (1993, №2—3), В.В.Кожинова (1993, №2—3; 1994, №2), и Д.С.Лихачева (1995, №1); ранее неопубликованные бахтинские работы, такие, как: "Заметки из лекций по русской литературе" (1993, №1; 1995, №2), дополнительные записи к переработке книги о Достоевском (1994, №1) и полная стенограмма защиты Бахтиным своей диссертации (1993, №2—3).
22 Дувакин В.Д. "Пепел и алмаз: Из рассказов М.М.Бахтина, записанных В.Д.Дувакиным" // «Литературная газета». 4.VIII.1993, с.6; "Разговоры с М.М.Бахтиным" // «Человек», 1993, №4—5;1994, №1—4). На вопрос Дувакина о том, кем себя видит Бахтин — философом или филологом — Бахтин недвусмысленно отвечает: "я философ, я мыслитель".
23 Имеются в виду статьи: Эмерсон Кэрил, "Столетний Бахтин в англоязычном мире глазами переводчика", с.68—81; Махлин В.Л., "Лицом к лицу: Программа М.М.Бахтина в архитекто нике бытия-события XX века", с.82—8; Шайтанов И., "«Жанровое слово» у Бахтина и формалистов", с.89—114; Николаев Н., "«Достоевский и античность» как тема Пумпянского и Бахтина (1922—1963)", с.115-27; предисловие Виталия Махлина («Вопросы литературы». Май—июнь, 1996).
24 Интересно будет наблюдать несоответствие между этой конференцией и той, которая состоится в июле 1997 года в Калгари. Судя по рекламным материалам, можно сказать, что следующая конференция скорее всего будет иметь "социологическую" направленность, нежели "литературную".
ОБЗОРЫ И РЕЦЕНЗИИ
Кэрол Адлам
От имени Бахтина: Освоение и присвоение в исследованиях…
Диалог. Карнавал. Хронотоп, 2000, № 1
Dialogue. Carnival. Chronotope, 2000, № 1
174 175
25 Статья Эмерсон здесь не в счет: в статье рассказана история ее личных взаимоотношений с наследием Бахтина при работе над переводом его текстов.
26 См.: Aleksandrov Daniel, Struchkov Anton. Bakhtin's Legacy and the History of Science and Culture: An Interview with Anatolii Akhutin and Vladimir Bibler // «Configurations», 1. 3 (1993) // URL: http://muse.jhu.edu/journals/configurations/v001/1.3alexandrov+struc hkov.html.
27 Bernard-Donals Michael. «Discourse in Life»: Answerability in Language and the Novel // «Studies in the Literary Imagination». 23. 1. 1990, pp.45—63.
28 Bernard-Donals M. Mikhail Bakhtin: Between Phenomenology and Marxism. Cambridge: Cambridge UP, 1995.
29 Бахтин М.М. "Из записей 1970—1971 годов" // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. Москва, 1986, с.363.
30 См., например: Stam Robert. Subversive Pleasures: Bakhtin, Cultural Criticism, and Film. Baltimore; London: Johns Hopkins University Press, 1989; Cunliffe Robert. Charmed Snakes and Little Oedipuses: The Architectonics of Carnival and Drama in Bakhtin, Artaud, and Brecht // David Shepherd (ed.) / Bakhtin, Carnival and Other Subjects: Selected Papers from the Fifth International Bakhtin Conference, University of Manchester, July 1991. «Critical Studies». 3. 4; 2. 1/2. 1993, pp.48—69; virginia l. purvis-smith. ideological becoming: mikhail bakhtin, feminine йcriture, and julia kristeva [sic] // Karen Hohne and Helen Wussow (eds.) // A Dialogue of Voices: Feminist Literary Theory and Bakhtin. London, Minneapolis: University of Minnesota Press, 1994, pp.42—58.
31 См.: Belleguic Thierry, Thomson Clive. Dialogic Criticism // Encyclopedia of Contemporary Literary Theory: Approaches, Scholars, Terms. Buffalo; Toronto; London: University of Toronto Press, 1993, pp.31—4.
32 Hohne and Wussow. A Dialogue of Voices…, pp.vii-xiii.
33 Howard Jacqueline. Reading Gothic Fiction: A Bakhtinian Approach. Oxford: Clarendon Press, 1994, p.51.
34 Keith Booker M. and Juraga Dubravka. Bakhtin, Stalin, and Modern Russian Fiction: Carnival, Dialogism, and History. London; Westport, Connecticut: Greenwood Press, 1995.
35 Thomson Clive and Raj Dua Hans (eds.). Dialogism and Cultural Criticism. London, Canada: Mestengo Press: University of Western Ontario, 1995.
36 Особенно три статьи делают попытку укоренить "всеобщий" подход Бахтина к тексту и жизни внутри русского интеллектуального контекста (все они опубликованы в кн.: М.М.Бахтин и перспективы гуманитарных наук; см. примечание 4). Н.Бонецкая утверждает, в статье "Диалогическая философия М.Бахтина и онтологическое учение о человеке", с.22—5, что работы Бахтина о романном слове держатся на философской идее утерянного единства; М.Бент в статье "М.М.Бахтин и «интегральные» тенденции в общественной и эстетической мысли 20—30-х годов" тоже рассматривает работы Бахтина в контексте поиска нужного "порядка слов", с.128—9; наконец Б.Пул предлагает расширенное понимание истории романа в контексте Марбургской школы философии, с.62—72.
37 Тамарченко Н.Д. "«Внутренняя диалогичность» слова и типология романа в работах М.М.Бахтина" // М.М.Бахтин и перспективы гуманитарных наук…, с.102—9.
38 Чернец. Л. "Принцип диалогизма в применении к генезису, функцированию и структуре художественного произведения" // М.М.Бахтин и перспективы гуманитарных наук…, с.101—2.
39 Егоров И.В. "Проблема автора в эстетике Бахтина (тезисы доклада)" // М.М.Бахтин и перспективы гуманитарных наук…, с.133—4. Наконец, К.Г.Исупов рассматривает провал упорядочен ных категорий литературной критики и переход к изучению дискурсивных практик: "проза жизни" превращается в "жизнь прозы". См.: Исупов К.Г. "Об историзме прозаики (вместо послесловия к фрагменту книги К.Эмерсон и Г.С.Морсона)" // М.М.Бахтин и перспективы гуманитарных наук…, с.25—30.
Бахтинский центр. Университет г. Шеффилда.
Великобритания
Авторизованный перевод с английского Веры Бобрович-Дирман.
ОБЗОРЫ И РЕЦЕНЗИИ
Кэрол Адлам
От имени Бахтина: Освоение и присвоение в исследованиях…