Журнал научных разысканий о биографии, теоретическом наследии и эпохе М. М. Бахтина
ISSN 0136-0132
Диалог. Карнавал. Хронотоп. → 1998 → 3
60 61
Dialogue. Carnival. Chronotope, 1998, № 3
О.Е.Осовский
О возможном тождестве несходного:
наследие М. М. Бахтина
и деконструктивистская критика
Среди многочисленных аспектов процесса рецепции литературоведческого и философского наследия М. М. Бахтина проблема «Бахтин и деконструктивизм» занимает достаточно своеобразное место, поскольку в данном случае идеи Бахтина с неизбежностью должны исследоваться на обширном фоне относитель но недавних экзерсисов обозначенного выше направления европейско-американского литературоведения, одного из наиболее влиятельных течений западной гуманитарной мысли, пришедшего на смену «новой критике» и структурализму в качестве отчетливо обозначенной альтернативы двум последним, равно как и пережившему деконструктивизм радикальному литературовед ческому социологизму левой ориентации и всей совокупности современных «cultural studies»1.
Примечательно, что истоки деконструктивизма лежат прежде всего в реакции академической науки на засилье самых разнообразных видов «семиотического тоталитаризма» (воспользу емся определением Г. С. Морсона) в гуманитарном сознании конца 1960—1970-х гг. «Сторонники деконструкции стремятся найти истинные до-основания философии, что сближает их с традицией поисков "подлинного гуманизма", свойственной многим мыслителям и художникам разных времен, — справедливо считают А. Грякалов и Ю. Дорохов. — Более важным, однако, является для деконструктивистов тот непосредственный фон теории и методологии эстетики и литературоведения, который сложился в западной культуре в 60-е годы. Деконструкция является продолжени ем и антиподом "текстоцентризма" в гуманитарных науках, более всего выраженного в формалистских и структуралистских школах, что породило противоположную тенденцию в виде абсолютизации субъективности — "антропологической константы" как неизменного архетипа субъективности, выражающего "вечное и непреходящее устроение человека"» 2.
Таким образом, деконструктивизм выступает как
явление, отражающее формирование постструктуралистского менталите
та3 — постструктуралистского, добавим, не в смысле наличия
свя
зи последнего со структурализмом (которую тот демонстратив
но, хотя и не вполне правомерно отрицает), а в общем контексте
той самой переломной эпохи, когда структуралистская
парадигма сменяется совокупностью новых научных подходов («Мода
на постструктурализм достигла своего пика в американских
литературоведческих кругах в середине 70-х годов, — констатирует
И. Л. Галинская, — и такие издания, как "Diacritics"
(Корнелльский университет), "New literary history" (Виргинский
университет), "Semiotica" (Индианский университет), "Semiotexte"
(Колумбийский университет), "Sub-stance" (Висконсинский университет),
"Yale French studies" (Йельский университет), стали посвящать
большую часть своей журнальной площади рассмотрению
постструктуралистских проблем»)
4.
Одним из первых эту новую тенденцию ощутил Дж. Каллер, отметивший ее в монографии «Структуралистская поэтика» 5 и попытавшийся предвосхитить критику структурализма со стороны Деррида и его последователей. При этом автор выражал серьезные сомнения в правомерности столь радикального переосмыс ления основополагающих принципов методологии структурализ ма. Напомним, что главными оппонентами западноевропейского деконструктивизма воспринимались Соссюр, Барт и его структуралистско-семиотическое окружение, в то время как идущее за Деррида и близкой во многом ему по духу и методологии так называемой «Женевской школой» направление американских деконструк тивистов направлено прежде всего против англо-американской «новой критики» 6. Опора американских литературоведов на идеи Деррида представляет собой довольно любопытный феномен в академической жизни США: мало того, что источником новаторских изысканий американского литературоведения служит творчество зарубежного мыслителя, последний к тому же оказывается моложе большей части своих американских единомышленников и интерпретаторов, составивших так называемую «Йельскую школу критики» — оплот американского деконструктивизма.
Впрочем, в столь интенсивном усвоении идей французского философа и литературоведа не могло не сыграть своей роли активное участие Деррида в академической жизни США в качестве приглашенного профессора ряда американских университетов (в том числе Йельского и Джона Гопкинса), а также и то, что на протяжении 1970—80-х гг. практически все работы мыслителя были переведены на английский, а появление каждого нового его исследования во Франции сопровождалось многочисленными от
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ О.Е.Осовский
О возможном тождестве несходного…
Диалог. Карнавал. Хронотоп, 1998, № 3
62 63
Dialogue. Carnival. Chronotope, 1998, № 3
кликами в Великобритании и США, публикацией статей и монографий, сборников, посвященных отдельным аспектам его творчества и т.п., что в свою очередь породило в этот период подлинную «деконструктивистскую индустрию», в целом обретающую определяющее влияние в гуманитарной жизни США с конца 1970-х, хотя первые симптомы ее становления можно обнаружить уже в начале десятилетия, а то и раньше7.
Однако говорить о внутреннем единстве «Йельской школы критики» нет никаких оснований: каждый из ее участников представляет собой достаточно самобытное явление в американском литературоведении со своими пристрастиями и интересами в научной сфере, что в свою очередь не может не сказываться на применении ими деконструктивистской методологии, если допустить, что таковая существует именно как методология, а не как индивидуаль ный набор средств и приемов, характерных для каждого из основоположников американского деконструктивизма, реализуемый в ходе анализа конкретного литературного или философского текста.
В связи с последним утверждением приведем достаточно давнее, но не лишенное любопытных наблюдений замечание Д. Урнова: «Разъясняя, насколько это удается, свою программу, деконструкционисты прежде всего отмечают, что объединяет их не столько одна и та же платформа, сколько общий противник. Действительно, между ними есть и различия, и внутреннее несогласие, в том числе по вопросу о степени относительности каждого прочтения. Единая же их цель — дать динамику чтения, предугадать ограниченность собственного истолкования, подсказать все новые и новые знания. Это интересно по замыслу, и практически некоторые толкования, например, в работах Джеффри Гартмана о Вордсворте и Гарольда Блума о Блейке, отличаются проницательностью, напоминая о том, насколько великие литератур ные сознания постоянно подвижны во времени. Но дело в том, что все-таки домысел, а не историческое исследование служит им основным методом» 8.
Оговоримся, что в задачу данной статьи не входит более
подробная характеристика деконструктивизма как направления
(эта работа в основном была проделана в упоминавшихся выше
исследованиях И. П. Ильина). Своеобразная деконструкция
творчества Достоевского и Рабле, в определенной степени объясняющая
несовпадение бахтинской интерпретации французского
писателя, его эпохи и истоков творчества с точки зрения историков
литературы и культуры античности и средних веков, совершенно
напрас
но упрекающих Бахтина за фактические неточности и
передержки
9, была осуществлена Бахтиным задолго до того, как деконструк
тивизм и его непосредственные предшественники стали
заметным явлением в западном гуманитарном сознании
10. Это позволяет
нам сузить поле поиска адекватного Бахтину
антипода-собеседника
до вполне конкретной фигуры, занимающей значительное место
во франко-американском деконструктивистском контексте и, что
куда важнее, непосредственно откликнувшегося на идеи Бахтина.
Речь идет о Поле де Мане, без всякого преувеличения одном из наиболее авторитетных и популярных американских литературоведов 1960—1980-х гг. (популярном по крайней мере до того момента, когда уже после кончины автора была напечатана демановская публицистика военного времени)11 . Более того, сходство между де Маном и Бахтиным как мыслителями одного культурно-философского круга весьма значительно: и тот, и другой чрезвычайно многим обязаны феноменологии и Э. Гуссерлю, западноевропейской культурной традиции, немецкой философии рубежа XIX—XX вв. вообще. Сама логика построения одной из ключевых работ де Мана — «Литературоведение и кризис» (с присутствующими в ней рассуждениями о «кризисе» гуманитарных наук, «зеркальности самоотражения», «мнимом фокусе»)12 — отчетливо напоминает построение и терминологию бахтинских исследований 1920—30-х годов, вплоть до отсылок к одним и тем же персонажам истории французской литературы от Руссо до Бодлера и Лафорга (параллельно сравним фразу де Мана о «единстве организма органического происхождения» из статьи о «Теории романа» Лукача13 с явственно виталистского плана репликами о «творящем внутреннем организме» и «организмах жанров» у Бахтина14 ).
Приведем еще один показательный пример уже из Бахтина, вполне укладывающийся в рамки деконструктивистской риторики и, что еще более удивительно, довольно точно соответствующий системе образов де Мана: «Если мы представим себе интенцию , то есть направленность на предмет, такого (конципированного. — О.О.) слова в виде луча (ср. с упоминавшимся образом «мнимого фокуса» [«foyer virtuelle»] у де Мана. — О.О.), то живая и неповторимая игра цветов и света в гранях построяемого им образа объясняется преломлением луча-слова не в самом предмете (как игра образа-тро па поэтической речи в узком смысле, в "отрешенном слове"), а его преломлением в той среде чужих слов, оценок и акцентов, через которые проходит луч, направляясь к предмету <…>» 15.
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ О.Е.Осовский
О возможном тождестве несходного…
Диалог. Карнавал. Хронотоп, 1998, № 3
64 65
Dialogue. Carnival. Chronotope, 1998, № 3
«Второй период творчества де Мана начался со статьи "Риторика темпоральности" (1986), — отмечает С. Козлов. — Эта работа принесла ему славу и стала, по выражению Джонатана Каллера, "самой ксерокопируемой статьей в практике американских университетов". Материалом здесь по-прежнему остается романтическое сознание, но категориальный аппарат меняется. Начиная с "Риторики темпоральности" место таких категорий, как внешнее / внутреннее, объект / субъект, самосознание, становление, ничто и т.д., постепенно занимают понятия философии языка и риторики: язык, фигурация / референция, символ / аллегория и, далее, вся номенклатура тропов. Внимание переносится с чисто духовного внутреннего опыта на материальность текста, одновременно и репрезентирующего, и отрицающего внутренний опыт. Обращение к языковым механизмам позволяло де Ману преодолеть антиномию внешнего и внутреннего: язык находится между "я" и миром, не будучи ни тем, ни другим»16 . Нетрудно заметить, что с некоторыми, вполне очевидными и в силу этого неизбежными терминологическими модификациями данная характеристика вполне уместна и по отношению к эволюции Бахтина во второй половине 1920-х гг.
Остается добавить, что именно де Ману принадлежит статья «Диалог и диалогизм» 17, в которой содержится детальный разбор основополагающих категорий бахтинской теории по моментам их совпадения и различия с концепцией деконструктивизма. При этом обращает на себя внимание определенное стремление автора к объективности, что хотя бы отчасти опровергает устоявшееся мнение о субъективности и вкусовщине деконструктивис тского анализа18 .
Обратившись к наследию Бахтина в начале 1980-х, де
Ман отчетливо почувствовал значительность идей русского
мыслителя и в целом согласился с оценкой, данной тому Ц. Тодоровым
и М. Холквистом . «В том и в другом случае это вполне
обоснованное восхищение, — комментирует де Ман позицию двух
крупнейших на начало 1980-х западных специалистов по Бахтину,
— вызвано вкладом Бахтина в теорию романа, реализованным
не только в относительно хорошо известных книгах о Рабле и
Достоевском, но и в более теоретических по характеру исследова
ниях, таких, как эссе, озаглавленное "Слово в романе" и
датированное 1934—35 гг. Это эссе выделено и Тодоровым, и
Холквистом как важнейшая теоретическая работа. В самой же теории
романа куда большее внимание уделяется концепции диалогизма,
нежели связанным с ней другим бахтинским терминам:
хронотоп, преломление, разноречие или карнавализация»
19.
Задаваясь вопросом, что же такое диалогизм по Бахтину и насколько данная категория соотносится с категориями факта, значения и вымысла (принципиально важными для демановского понимания не только романа, но и литературы в целом), литературовед отмечает определенное совпадение бахтинской трактовки «диалогизма» с расхожим употреблением этого термина; при этом исследователи очень часто не ссылаются на Бахтина как источник (что, думается, по внутреннему убеждению американского деконструктивиста, свидетельствует о бахтинском присутствии уже на уровне «подсознания» англо-американского литературоведения) 20.
Де Мана особенно интересует бахтинская интерпретация диалогизма романного жанра, придающая данному явлению «потенциально раскрепощающее и революционизирующее качество» (107). При этом диалогизм по Бахтину анализируется не только при рассмотрении текстов, вошедших в состав первого американского бахтинского сборника статей «Диалогическое воображение» (1981), поскольку в дополнение к последнему автор учитывает «Формальный метод в литературоведении» и «Марксизм и философию языка», что придает его позиции еще бо́льшую весомость и убедительность. Бахтинская «техника» чтения, обнаруживаемая им при этом, оказывается столь универсальна, что, с одной стороны, напоминает «формалистические» подходы англо-американского «пристального чтения», с другой же — функционирует как «принцип радикальной другости, или, если воспользоваться бахтинским термином, как принцип вненаходимости » (109). А это, в свою очередь, позволяет де Ману интерпретиро вать подход Бахтина как своего рода опыт достаточно структурированной по используемым приемам и методам стилистики текста без догматических ограничений формалистического и структуралистского плана, приближающий Бахтина как мыслителя к фигурам масштаба Э. Гуссерля, М. Хайдеггера или (на чем, как замечает автор, особенно настаивал Тодоров) Э. Левинаса.
Де Ман однозначно заявляет о своей принадлежности к «поклонникам» Бахтина; это, впрочем, не мешает его полемике с русским мыслителем по проблеме разграничения поэзии и прозы. Данная дискуссия, учитывая, отчасти, характер собственных пристрастий де Мана, активно занимавшегося интерпретацией именно поэтических текстов, и хорошо известное равнодушие Бахтина к исследованию лирики, представляется вполне законо
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ О.Е.Осовский
О возможном тождестве несходного…
Диалог. Карнавал. Хронотоп, 1998, № 3
66 67
Dialogue. Carnival. Chronotope, 1998, № 3
мерной. Соответственно и то противоречие, которое американс кий литературовед усматривает в концепции диалогизма Бахтина при анализе трактовки «поэтического символа (тропа)» в «Слове в романе», на деле оказывается мнимым, ибо в бахтинской эстетике словесного творчества язык поэзии и язык прозы принципиально различны, из чего и вытекает вывод Бахтина, изначально опровергающий возражения де Мана: «Если центральной проблемой теории поэзии является проблема поэтического символа, то центральной проблемой теории художественной прозы является проблема двуголосого, внутренне-диалогизованно го слова во всех его многообразных типах и разновидностях» 21.
Подобные разночтения закономерно подводят де Мана к финальной оценке, представляющейся весьма значимой как с точки зрения адекватного определения места Бахтина в деконструк тивистском контексте, так и в плане понимания дальнейшего восприятия бахтинской концепции англо-американским литературо ведением. «Чем следует в Бахтине восхищаться (то есть испытывать желание написать то, что написал он сам), а чувство восхищения с неизбежностью переживают все его читатели, и я здесь вовсе не исключение, — замечает де Ман, — так это его верой в то, что, принявшись сначала за поэтику романного слова, как это случилось с ним самим, можно подняться до овладения герменевтикой. Под лежащим на поверхности вопросом о соотношении факта и вымысла в романе скрывается куда более серьезная проблема совместимости описательного дискурса поэтики и нормативного дискурса герменевтики. Подобной совместимости можно достичь, лишь жертвуя диалогизмом. Имитировать или использовать Бахтина, читать его, вовлекая в диалог, означает предавать самое ценное в его творчестве» (114).
Собственно вся логика демановского подхода, изначально ориентированного на герметичность интерпретируемого текста и самоценность интерпретации, и не могла привести к иному, звучащему не столь парадоксально заключению. Впрочем, данный вывод при желании несложно интерпретировать и как деконструк тивистскую попытку, возможно, и неосознанную, «закрыть Бахтина» (воспользуемся фразой Г.С. Морсона, сказанной, правда, по другому адресу22), в концепции которого данное направление «подсознательно» ощутило реальную альтернативу собственным теоретическим построениям, потенциально идущую им на смену.
Впрочем, одной линией «Бахтин — де Ман» собственно
американская интерпретация проблемы взаимоотношений
западно
го деконструктивизма с российским мыслителем не исчерпыва
лась: лишь недавно был поставлен, отчасти на российской
почве, вопрос о схождении и различии взглядов Бахтина и
Деррида23
и даже получил такое разрешение у двух авторов,
оказавшихся под обложкой одного сборника: «Деррида не раз
говорил о том, что на его взгляды большое влияние оказал Бахтин.
Это признание французского грамматолога знаменательно и
подтверждает еще раз, что Бахтин предстает перед нами как мыслитель
универсальный, обладающий способностью широкого
подхода к предмету исследования», — полагает В. А. Гущина
24. Со
своей стороны, В. Л. Махлин настаивает на том, чтобы «ввести в
гуманитарное мышление категорию "другого", то есть
радикаль
ного различия
(более радикального, чем пресловутое
Differance, односторонне причастное и абстрактно-теоретичное)»
25.
Интерес же к проблеме «Бахтин — Деррида» в англо-американском литературоведении продиктован, очевидно, отчетливой популярностью и некоторой (явно кажущейся) схожестью идей обоих мыслителей. Этим объясняется, в частности, публикация английского перевода десятилетней давности предисловия С. Вебера к немецкому изданию «Марксизма и философии языка», озаглавленного «Рассечение. Об актуальности Волошинова» 26 и представляющего собой одну из первых попыток прочтения бахтинской концепции языка и идеологии при помощи дерридеанских категорий «книги» и «текста», дополненную в американском издании специальным постскриптумом, где с учетом вновь появившихся научных данных в том же теоретическом контексте говорится уже об «актуальности Бахтина» 27. Сходные по духу и достаточно поверхностные по сути, в равной степени опирающиеся на понятый по Т. Иглтону (противопоставившему Бахтина в одной из своих по преимуществу публицистических статей не только Деррида и деконструктивизму, но и Ю. Кристевой с Ж. Лаканом)28 и Ф. Джеймсону марксизм, а также на некоторые положения постструктуралистской и деконструктивистской эстетики варианты прочтения Бахтина довольно часто появляются в 1980-е гг., хотя и не становятся определяющими в решении обозначенной выше проблемы.
Тем не менее попытки определения реального соотношения между идеями Бахтина и Деррида достаточно часто встречаются в активе англо-американского бахтиноведения этого десятилетия. Так, Дж. МакКэннел, опирающаяся, добавим, в своей статье «Темпоральность текстуальности: Бахтин и Деррида» на анализ
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ О.Е.Осовский
О возможном тождестве несходного…
Диалог. Карнавал. Хронотоп, 1998, № 3
68 69
Dialogue. Carnival. Chronotope, 1998, № 3
работы «Слово в жизни и слово в поэзии», полагает, что бахтинская трактовка слова в такой же мере близка деконструктивис тской идее «смерти настоящего» 29, в какой далека от западной теологической и философской традиций, поскольку слово для русского мыслителя, по ее убеждению, — это «знак, причем знак идеологического характера» 29. Явственно абсолютизируя бахтинское восприятие поэтического языка и неизбежно сближая его с деконструктивистскими установками в данном вопросе, исследовательница заметно искажает позицию автора «Слова в жизни и слова в поэзии», акцентировавшего социологические аспекты своей поэтики, что и нашло подтверждение на страницах «Марксизма и философии языка». Эта книга — вопреки мнению МакКэннел, как, впрочем, и гораздо менее ярко выраженной точке зрения Вебера, — никоим образом не может считаться одним из первоисточников современного деконструктивизма.
То, что подобный взгляд не разделяется большинством
исследователей-бахтинистов (за исключением, разумеется, тех,
кто стремится успеть за быстро меняющейся научной модой),
хорошо видно из статьи М. Холквиста и сопровождающего ее
комментария Г. С. Морсона в сборнике «Литература и история».
При этом, создавая вполне качественный и научный текст,
Холквист не скрывает определенной иронии по поводу своего анализа
столь модной в начале 1980-х гг. проблемы. Амбивалентность
восприятия, прозвучавшая в докладе и вызвавшая естественную
реакцию неприятия и соответствующие возражения у неславистов
-участников конференции
30, воспринимавших теорию Деррида
с куда бо́льшим пиететом, объясняется с самого начала осознавае
мой Холквистом искусственностью подобного сближения: не
случайно сравнение Деррида и Бахтина начинается со сравнения
образа клоуна в текстах французского философа с фигурой шута
у русского мыслителя, сопровождаемое рассуждением об
особой способности Деррида к игровому, пародийному началу в
самых серьезных по своей тематике исследованиях. «Само
различение
(differance), "не являющееся ни словом, ни концептом", —
замечает Холквист по поводу одного из ключевых понятий
дерридеанской эстетики, — выступает как идеальный пример того,
что Бахтин называл "словом с лазейкой"»
31. Последнее, впрочем,
вовсе не является для американского литературоведа свидетельст
вом в пользу уверений о близости Бахтина и Деррида.
Холквист, напротив, предпочитает говорить о различиях в методологии
и конкретной методике литературоведческого анализа, представив
набор убедительных аргументов и сопроводив их детальным
анализом существенных разночтений, основным из которых
остается оппозиция «абсолютизация индивидуального versus
социальное». Как полагает Г. С. Морсон, расходящийся с М.
Холквистом по многим аспектам изучения бахтинского наследия, но в
данном случае настроенный вполне сочувственно, цель автора
статьи состоит не в том, чтобы «показать превосходство Бахтина
над Деррида или Деррида над Бахтиным, но скорее, чтобы
вывести их гипотетический диалог из лабиринта бесконечно затемненных
смыслов <…> Он (Холквист. — О.О.) подразумевает, что
Деррида лучше всего удается определить современные проблемы, а
Бахтину — внутренне предугадать их решение»
32.
Заметим, что типичным примером совершенно противопо ложного подхода может служить статья Д. Куюнджича «Смех как "другой" у Бахтина и Деррида», где соединение обеих фигур подчинено исключительно конъюнктурным соображениям, хотя автор, с одинаковой легкостью ссылающийся в подтверждение своей позиции на трактовки проблемы Дж. МакКэннел и М. Холквистом, отмечает, что общим основанием для подобного рода сравнительного анализа является «критика обоими мыслителя ми западной метафизики и авторитарного языка всякой идеологии. Ведущая тема как русского, так и французского автора — соотношение между свободой творчества и идеологическим порабощением; в одном случае речь идет о господстве "логоцентриз ма" в западной метафизике, в другом — о господстве авторитарного слова и ответной пародии на него, знаменующей рождение романа (Бахтин)»33 .
Воспринимая воззрения Бахтина исключительно сквозь призму структуралистских и постструктуралистских интерпретаций (от Кристевой и Тодорова до Д. Кэррола и Гройса), что естественно облегчает ему построение собственной системы поисков тождеств у Деррида и Бахтина, Куюнджич полагает, что последний «предложил радикальную теорию текста, во многом схожую с воззрениями наиболее влиятельных современных постмодернистов и постструктуралистов. В этом схожем контексте и можно продолжать диалог с Бахтиным». В этой посылке и заключается основное заблуждение автора, принимающего желаемое за действительное. То, что Бахтин в своем анализе творческих открытий Достоевского во многом определил и те основные тенденции, по которым пойдет развитие новой формы романа в XX столетии, вовсе не превращает его в российский аналог современ
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ О.Е.Осовский
О возможном тождестве несходного…
Диалог. Карнавал. Хронотоп, 1998, № 3
70 71
Dialogue. Carnival. Chronotope, 1998, № 3
ных теоретиков постмодернизма и постструктурализма, хотя попытки подобного прочтения его идей делались многократно практически во всех странах Запада задолго до появления работы Куюнджича. Но пойти по такому пути означает только одно — насильственно вырвать из общего контекста литературоведчес кой теории Бахтина один-единственный аспект и предложить весьма субъективное и антибахтинское по сути его толкование. Оттого и утверждения типа «хронотоп мениппеи — место встречи Бахтина и Деррида» 34, и обильное цитирование бахтинских работ не могут убедить в главном — в утверждении органичес кой близости Бахтина и Деррида, а равно — Бахтина и западного деконструктивизма в целом.
В этом контексте особое значение приобретает публикация
в сборнике «Переосмысливая Бахтина» работы М. Робертса
«Поэтика. Герменевтика. Диалогика: Бахтин и де Ман», развернутого
комментария-послесловия к републикованной статье де Мана,
затрагивающего достаточно широкий круг проблем, имеющих
непосредственное отношение к обозначенной выше теме.
Несмотря на важность конкретной оппозиции «Бахтин — де Ман», о
которой мы говорили выше, для автора куда принципиальнее
попытка определить различие между двумя типами мышления,
которые в конечном итоге и оказываются в основе двух «моделей
текста»: бахтинской и деконструктивистской. Заметим, что данное
противопоставление приобретает у автора во многом характер
философского спора, чему в немалой степени способствует его обращение
к весьма ограниченно известному на конец 1980-х тексту «К
философии поступка». Основной же причиной расхождения
между Бахтиным и де Маном Робертс, подробно анализирующий
как позицию американского литературоведа, так и во многом
близкого ему по сути немецкого философа М. Хайдеггера, видит в
том, что критика взглядов Бахтина американским деконструктивистом
ведется с позиции того самого «теоретизма», «монологизирован
ного сознания», которое просто не в состоянии адекватно
осмыслить диалогическую природу бахтинской концепции. «Там, где
де Ман видит классический
тривиум грамматики, риторики и
логики, разорванный средним термином и таким образом отъединен
ный от "знания о мире в целом", — заключает Робертс, —
Бахтин усматривает "мир в целом", возникающий на пути классическ
ой эпистемолог
ии извне как открытая тотальность единственных
в сути своей событий-контекстов, которая немедленно конкретизи
рует свою абстрактную потенцию и самым решительным
образом
отвергает свое абстрактное единство»
35.
Остается добавить, что несмотря на постепенное угасание популярности деконструктивизма в первой половине 1990-х гг.36, проблема соотношения теории Бахтина и деконструктивизма не утрачивает своей актуальности, правда, переходя в иную плоскость, уже в контексте леворадикальных и феминистских литературоведческих, а также культурологических интерпретаций, интенсивность которых резко возрастает с конца 1980-х. «Утвержде ние, что Бахтин предложил "материалистическую" версию деконструктивизма, снимает дилемму (относить или не относить Бахтина к деконструкивистам. — О.О. ), — однозначно заявляет К. Хиршкоп. — Она подразумевает, что модель дискурса, имплицитно содержащаяся в идее многоголосия, более или менее того же свойства, что и подразумеваемая Деррида, но то, что в ней присутствуют "социальные" ситуации материалистического плана, порождает совершенно иные ее составляющие. Возможно, что подлинного различия подобное определение не содержит, но, может быть, такого различия проводить вовсе и не стоит»37.
Очевидно, что подобная интерпретация проблемы не только ее не решает, но лишь еще более запутывает. Обозначать или не обозначать различие между деконструктивизмом, социологизмом и собственно концепцией Бахтина — дело, в конце концов, сугубо индивидуальное (остающееся, условно говоря, «на совести» исследователя, хотя в большей степени зависящее от его научных пристрастий и культурно-идеологических симпатий). Однако несомненное объективное сходство определенных позиций у Бахтина и у деконструктивистов вносит принципиально новый момент в общегуманитарную ситуацию на Западе последних трех десятилетий и, соответственно, должно приниматься во внимание при любой попытке построения общей картины эволюции западного гуманитарного сознания во второй половине XX столетия.
Саранск
1 См.: Галинская И.Л. Постструктурализм в оценке современной философско-эстетической мысли // Зарубежное литературоведение 70-х годов. М., 1984, с.205—217; Грякалов А.А., Дорохов Ю.Ю. От структурализма к деконструкции (западные эстетические теории 70—80-х годов XX века) // «Русская литература». 1990, №1, с.236—249; Ильин И.П. Левый деконструктивизм: теории «социально го текста» и «культурной критики» // «Реферативный журнал: Социальные и гуманитарные науки: зарубежная литература. Литературоведение». 1993, №3/4, с.3—29; Ильин И.П. Теория и практика литературоведческого постструктурализ ма: деконструктивизм в критике США и Франции. Автореферат дис. … доктора
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ О.Е.Осовский
О возможном тождестве несходного…
Диалог. Карнавал. Хронотоп, 1998, № 3
72 73
Dialogue. Carnival. Chronotope, 1998, № 3
филологических наук. М., 1993; Deconstruction and criticism. N.Y., 1979; Culler J. Structuralist poetics. L., 1975; Culler J. On deconstruction: theory and criticism after structuralism. N.Y., L., 1982; Norris C. Deconstruction: theory and practice. L., 1982; Norris C. The deconstructive turn: essays in the rhetoric of philosophy. L., 1983; Norris C. Deconstruction and the interests of theory. L., 1988; Storey J. Mapping the popular: the study of popular culture within British cultural studies // «The European English messenger». 1994. Vol. 3, №2, pp. 47—59.
2 Грякалов А.А., Дорохов Ю.Ю. От структурализма к деконструкции…, с.236—237.
3 См.: Easthope A. British post-structuralism. L., 1988, Storey J. Mapping the popular…
4 Галинская И.Л. Постструктурализм в оценке современной философско -эстетической мысли…, с.213.
5 Culler J. Structuralist poetics…
6 Цурганова Е.А. Феноменологические школы критики в США // Зарубежное литературоведение 70-х годов…, М., 1984, с.271—274.
7 См.: Man de P. The rhetoric of temporality // Interpretation: theory and practice. Baltimore, 1969, pp.173—209; Man de P. Blindness and insight. Essays in the rhetoric of contemporary criticism. N.Y., L., 1971; Norris C. Wrestling with deconstructors // «Critical quarterly». 1980, №1, pp.57—62; Norris C. Deconstruction: theory and practice. L., 1982; Culler J. The pursuit of signs. L., 1981; Culler J. On deconstruction: theory and criticism after structuralism. N.Y., L., 1982; Taking chances: Derrida, psychoanalysis and literature. Baltimore, L., 1984.
8 Урнов Д.М. Литературное произведение в оценке англоамериканской «новой критики». М., 1982, c.129.
9 См., в частности: Гаспаров М.Л. М. М. Бахтин в русской культуре XX века // Вторичные моделирующие системы. Тарту, 1979, c.111—114; Гуревич А.Я. Проблемы средневековой народной культуры. М., 1981; Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М., 1984; Аверинцев С.С. Бахтин, смех, христианская культура // М. М. Бахтин как философ. М., 1992, c. 7—19; Хоружий С.С. «Улисс» в русском зеркале. М., 1994, c.144—156.
10 Упоминая «третий вызов» российского мыслителя современному литературоведению, У. Бут очень точно замечает: «Бахтин вовсе не является наивным сторонником репрезентационизма, но он не оставляет никаких сомнений: для него языки художественной прозы должны оцениваться лишь по степени успешного воплощения нашей "языковой" жизни в ее высших проявлениях. И нет ни малейшей возможности обнаружить в данном конкретном пункте точку совпадения с тем, что говорится в наши дни от имени "деконструктивизма", а вот по многим другим позициям он бы только усилил критику деконструктивиста ми многочисленных разновидностей наивного реализма и индивидуализма» (Booth W. Introduction // Bakhtin M. Problems of Dostoevsky's poetics. Minneapolis, 1984, p.xxvi).
11 Man de P. Critical writings, 1953—1978. Minneapolis, 1989; Козлов С. Де Ман / Риффатерр: полемика в контексте биографии // «Новое литературное обозрение». 1993, №2, c.25—29.
12 Man de P. Blindness and insight. Essays in the rhetoric of contemporary criticism. 2-nd ed., revised. Minneapolis, 1986, pp.3—19.
13 Ibid., p.56.
14 Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975, с.68, 101.
15 Там же, 90—91.
16 Козлов С. Де Ман / Риффатерр…, с.28.
17 Man de P. Dialogue and dialogics // «Poetics today». 1983, Vol.4, №1, pp.99—107 (см. также: Rethinking Bakhtin: Extentions and challenges. Evanston, 1989, pp.105—114).
18 Ср. упрек Ф. Джеймсона: «Демановский "статус" литературоведа и мыслителя столь неразрывно связан с аналогичным статусом Руссо, что неоднократно высказываемая автором неуверенность в исторической специфичности последнего (поскольку таких высказываний немало, но однозначности в них все-таки нет, я предпочитаю избегать понятия нерешительность неразрешенности ) порождает сомнения в проекте самого де Мана» // Jameson F. Postmodernism, or the cultural logic of late capitalism. L., N.Y., 1991, p.220.
19 Man de P. Dialogue and dialogics…, p.106 (далее номера цитируемых страниц указываются в скобках).
20 Остается добавить, что де Ман зафиксировал симптом, все более распространяющийся в современной филологии, в том числе и отечественной. Отдельные понятия и идеи Бахтина оказываются настолько широко употребимы ми, что использующие их авторы не считают необходимым сослаться на первоисточник. Так, к примеру, В. М. Живов в недавней работе пишет: «Культуры не бывают монологическими, так что столкновение культурных парадигм — это каждодневный хлеб культурной истории, и нет надобности это лишний раз подчеркивать» (Живов В.М. Язык и культура в России XYIII века. М., 1996, с.10). Нужно ли пояснять, что ссылка на бахтинский «Ответ на вопрос редколлегии "Нового мира"» в списке использованной литературы, естественно, отсутству ет.
21 Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики…, с.143.
22 Morson G.S. The Baxtin industry // «Slavic and East European journal». 1986. Vol. 30, №1, p.86.
23 Cм.: Караченцева И.С., Караченцева Т.С. М. М. Бахтин и Ж. Деррида: фигура читателя // М. М. Бахтин: эстетическое наследие и современность. В 2 ч. Саранск, 1992. Ч.2, с.183—188.
24 Гущина А.В. Философия языка: Бахтин и лингвистическая философия // Философия М.М. Бахтина и этика современного мира. Саранск, 1992, с.81.
25 См.: Махлин В.Л. Наследие М. М. Бахтина в контексте западного постмодернизма // М. М. Бахтин как философ…, с.206—220.
26 Weber S. Der Einschnitt. Zur Aktualitдt Volosinovs // Volosinov V.N. Marxismus und Sprachphilosophie. Frankfurt a. M., 1975, S. 9—45.
27 Weber S. Intersection: Marxism and the philosophy of language // «Diacritics». 1985. Vol. 15, №4, pp. 94—112.
28 Cм.: Eagleton T. Wittgenstein's friends // «New left review». 1982, №135, pp.64—90.
29 « То, что при первом чтении бахтинского текста, — справедливо замечает она, — кажется логоцентрической, теоцентрической риторикой, акцентирующей историческую ценность настоящего, — структурной категорией современной идеологии, должно прочитываться в сопряжении с его критикой монологизма» (MacCannel J.F. The temporality of textuality: Bakhtin and Derrida // «Modern language notes».1985. Vol.100, №5, pp.974, 979).
30 Подробнее см. в комментарии Г. С. Морсона: Literature and history: Theoretical problems and Russian case studies. Stanford, 1986, pp.194—195.
31 Holquist M. The surd heard: Bakhtin and Derrida // Literature and history. Stanford, 1986, p.143.
32 Literature and history…, p.193.
33 Куюнджич Д. Смех как «другой» у Бахтина и Деррида // Бахтинский
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ О.Е.Осовский
О возможном тождестве несходного…
Диалог. Карнавал. Хронотоп, 1998, № 3
74
Dialogue. Carnival. Chronotope, 1998, № 3
сборник. Вып.1. М., 1990, c.84.
34Там же, с.89, 90.
35 Roberts M. Poetics / hermeneutics / dialogics: Bakhtin and de Man // Rethinking Bakhtin: Extentions and challenges…, pp.115,134.
36 Cм.: Ильин И.П. Левый деконструктивизм: теории «социального текста» и «культурной критики» // «Реферативный журнал: Социальные и гуманитарные науки: зарубежная литература. Литературоведение». 1993. №3/4, с.3—29; Ильин И.П. Теория и практика литературоведческого постструктурализма: деконструктивизм в критике США и Франции. Автореферат дис. … доктора филологических наук. М., 1993; Ellis J.M. Against deconstruction. Princeton,1989.
37 Hirschkop K. Introduction: Bakhtin and cultural theory. Manchester, 1989, p.37.
Surveying coincidences in specific positions held by Bakhtin and by the deconstructionists, the author demonstrates similarities between Bakhtin and Paul de Man as thinkers of a single cultural-philosophical circle. On the other hand: De Man is Bakhtin's «antipode-interlocutor», who gave a detailed analysis of the basic categories of Bakhtin's theory. Discussion is also devoted to the problem of «Bakhtin — Derrida» in Anglo-American literary scholarship (Michael Holquist, Gary Saul Morson, etc.).
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
О.Е.Осовский
О возможном тождестве несходного…