Журнал научных разысканий о биографии, теоретическом наследии и эпохе М. М. Бахтина
ISSN 0136-0132
Диалог. Карнавал. Хронотоп. → 1997 → 4
174 175
Dialogue. Carnival. Chronotope, 1997, № 4
Клайв Томсон
Кризис в Калгари
Впечатления от Восьмой Международной
Бахтинской конференции «Диалог и культура»
(20—25 июня 1997 года,
Университет Калгари)
Шел четвертый день Восьмой Международной Бахтинской конференции, когда Виталий Махлин, делая свой доклад на заседании в Спрингс Отеле Банфа1, высказал несколько продуманно провоцирующих соображений. Бахтинистика, утверждал он, находится в состоянии кризиса, — добавив при этом, что в нашем восприятии, кажется, появляется вот уже «новый, третий Бахтин». Он убеждал нас «отложить на время» использование бахтинских категорий в работах, посвященных изучению культуры. На его взгляд, нам лучше было бы вновь сфокусировать свое внимание на текстах Бахтина, чтобы понять вопросы об авторстве и авторской интенции. Эти соображения расстроили меня, хотя в то же время и помогли точнее осознать ощущение смутного беспокойства, испытываемое мною в предшествующие дни. Цель данного очень короткого, фрагментарного отчета о конференции — фиксация моих личных впечатлений, а не «объективный» анализ…
Я уверен, что большинство из нас ездит на эти
конференции, испытывая смешанное чувство любопытства и зыбкой
тревоги (помимо, разумеется, предвкушаемого удовольствия
от встречи со старыми друзьями). Во многом причиной тому —
хаотичная и загадочная ситуация с архивом Бахтина в
Москве, обусловливающая возможность того, что кто-то «из
посвященных» чудесным образом откроет новый, еще не публиковавший
ся бахтинский текст, или вероятность того, что кто-то
осуществит во время конференции блистательное, исчерпывающее
прочтение какой-либо из недавно ставших доступными работ
Бахтина. Ни то, ни другое в Калгари не произошло. Однако
наблю
далась высокая степень волнения, ибо один том московского
издания собрания сочинений наконец был опубликован буквально
за несколько месяцев до конференции. В умах исследователей
(особенно не-русистов) пламенел жгучий вопрос: насколько
удачно это издание? И мои личные «сыскные» способности в
значительной мере были направлены на получение каких-либо
ответов на этот вопрос.
Между тем, я посетил столь много заседаний конференции, сколь это вообще было возможно, прислушиваясь к тектоничес ким глубинам «почвы» и пытаясь предугадать, в каком направлении будут развиваться бахтинские штудии. Около 120 докладов было прочитано между 20 и 25 июня: приблизительно таково же, кстати, было число докладчиков и в Москве в июне 1995 года, на Седьмой Международной конференции. И какие же можно различить линии развития или тенденции? Меня сразу же впечатлила стратегия всеохватности и собирательства, взятая на вооружение Энтони Уоллом при подготовке симпозиума. Были собраны участники по меньшей мере из двадцати стран, а в некоторых случаях (в случае с Россией, например) Энтони удалось представить широкий спектр очень различных, порой даже противоположных друг другу голосов из данной национальной группы исследователей. В такой стратегии содержался негласный призыв к благородному плюрализму, адресованный всем нам. И все действительно поняли этот призыв. Предшествовавшие конференции доклады (Франсиса Жака, Жерузы Пирес Феррейры, Гэри Сола Морсона) позволили тем, кто прибыл заранее, «нагулять» интеллектуальный аппетит в атмосфере коллегиальности, которая сохранилась и в дальнейшем. Я свидетельствую, что в официальных и неформальных обменах мнениями в течение всей недели господствовало не просто отношение вежливой или снисходительной терпимости к иному взгляду, но скорее искреннее стремление тщательно всё выяснить, привлекая для этого имеющиеся под рукой аргументы. Это самый главный успех Энтони (не говоря уже о его способности необычайно эффективно организовать практическую сторону конференции), за что мне хотелось бы его очень похвалить.
На первом заседании конференции Энтони в своем докладе («In principio erat prosa») продемонстрировал умение мастерски схватывать сложности бахтинского канона, задав тем самым высокий уровень для всех нас. Его исходная посылка — «происхождение слова всегда неопределенно и множественно» — полу
ХРОНИКА. ФАКТЫ. ИНФОРМАЦИЯ Клайв Томсон
Кризис в Калгари
Диалог. Карнавал. Хронотоп, 1997, № 4
176 177
Dialogue. Carnival. Chronotope, 1997, № 4
чила закрепление в заключительном тезисе: «… слово — неизбежно жертва своей собственной изначальной неустойчивости или ненадежности, извечной опаски упустить самое сокровенное знание — знание, позволяющее сказать о том, откуда оно, это слово, взялось». Этот продуктивный стиль мышления хотя, возможно, и не доминировал на конференции, но нашел отзвук в некоторых других докладах, авторы которых, кажется, тоже осваивали «маргиналии» бахтинистики.
Научная генеалогия
Одним из ключевых подходов на конференции в Калгари (как и в Москве) было прояснение научной генеалогии бахтинских текстов и идей. Несколько важных докладов было прочитано учеными, имеющими различную степень доступа к рукописям Бахтина (Брайан Пул, Николай Паньков, Николай Николаев) либо работающими, судя по всему, в непосредственной близости от этого узкого круга (Людмила Микешина, Александар Михайлович, Павел Ольхов, Галин Тиханов, Игорь Шайтанов, Кэрол Эмерсон). Эту «генеалогическую» работу необходимо продолжить, потому что ее результаты, как это стало ясно в Калгари, помогают со все возрастающей отчетливостью не только понять процесс создания бахтинских работ в их непосредственном контексте, но и увидеть поразительное сходство между Бахтиным и некоторыми из его современников. Эти исследования не лишены противоречий или своего рода апорий. Какой термин — «заимствование» или «плагиат» — уместнее по отношению к тем текстам Бахтина, в которых он обращается к тому, что прочитал, или резюмирует прочитанное, — особенно по отношению к тем текстам, которые не предназначались для публикации? Некоторые наши общепринятые условности (различие между черновым наброском и окончательной версией, к примеру) в исследовательской и издательской практике представляются абсолютно исчерпанными, если мы сталкиваемся с уникальной природой корпуса бахтинских работ. Возникает потребность в формулировании новых теоретических принципов по отношению к этим неопределимым текстам. Если мы собираемся продолжать рассуждения о «достоверных» или «канонических» («definitive») изданиях (Крейг Брандист, Дэвид Шеппард), то тогда эти термины нуждаются в значительном переосмыслении.
Пользовались ли те или иные бахтинские работы каким-либо предпочтением перед другими? «Генеалогисты» (или «комментаторы») вдохновлялись и ранними работами Бахтина (Александр Бондарев, Татьяна Щитцова, Нил Гохилл, Дебора Хикс, Юдифь Торн, Николай Николаев, Грег Нильсен), и работами второй половины 1920-х или 1930-х годов (Тара и Филип Коллингто ны, Руфь Шюрх-Халас, Скотт Бэккер, Джефф Дерксен, Бэрри Браун, Жан-Франсуа Бурде, Джеральд Заслов, Роселин Трэмбли, Рольф Хэлебаст, Лакшми Бандламуди), и книгой о Рабле. Поздние тексты Бахтина — 1950-х и 1960-х — цитировались реже.
Карнавал
Хотя я не располагаю статистическими данными, по-моему, бахтинская работа о Рабле привлекла наибольшее внимание, что оказалось одной из крупнейших неожиданностей конференции. В Москве у меня сложилось впечатление, что вопросы о карнавале, карнавальном, Рабле хотя и присутствовали, но оставались на заднем плане. В Калгари же Кэрол Эмерсон практически в самом начале конференции симптоматично обозначила новую расстанов ку акцентов, когда в своем исключительном по проницательнос ти докладе признала, что они с Гэри Солом Морсоном уделили карнавалу «недостаточно внимания» в книге 1990 года «Михаил Бахтин: Создание прозаики» и что она пересмотрела эту позицию. Карнавал заслуживает серьезного изучения, добавила она. Бахтинский «Рабле» был краеугольным камнем во многих дискуссиях и докладах (Виталий Махлин, Кэрол Эмерсон, Жеруза Пирес Феррейра, Соланж Арсено, С. Брин Пинчин, Николай Паньков, Мари-Кристин Лала, Дэвид Робб, Роберт Беннетт, Галин Тиханов, Анджела Козеа, Пол Тайрер, Рамон Альварадо, Роз Ферронато, Джуди Хен). Поживем — увидим, оправдается ли пожелание Кэрол Эмерсон, — чтобы «карнавал» мог успешно сделаться реальной аналитической категорией в будущих исследованиях.
Есть, впрочем, некоторая вероятность (высказываю свое предположение), что вывод, который следует из этого взгляда Эмерсон: карнавал как аналитическая категория поможет «протрезвле нию» бахтинского утопизма, — встретится с малым откликом в умах и работах большой группы антропологов и специалистов в области коммуникации, приехавших из Мексики, Кубы и Южной Америки (Жеруза Пирес Феррейра, Даниэль Заславски, Борис
ХРОНИКА. ФАКТЫ. ИНФОРМАЦИЯ Клайв Томсон
Кризис в Калгари
Диалог. Карнавал. Хронотоп, 1997, № 4
178 179
Dialogue. Carnival. Chronotope, 1997, № 4
Шнайдерман, Беатрис Дорфман Лернер, Мария Лаура Пардо, Татьяна Бубнова, Хорхе Алказар, Рамон Альварадо, Хоcе Алехос Гарсия, Лауро Завала, Эдуардо Пенуэла, Дезидерио Наварро). Хоcе Алехос Гарсия (Мексика), вызвав огромное возбуждение своим многоаспектным анализом восстания Сапатистов, происшедшего в Чьяпасе в 1994 году, убедительно показал, что работа Бахтина может вести как к конструктивной критике установлений антропологии, так и к обнадеживающим (утопическим?) решениям на сложной арене мексиканской политики. Как и Шестая Международная конференция в 1993 году (Кокойок, Мексика), конференция в Калгари высветила впечатляющий объем работы, который необходимо проделать в южном полушарии, и доказала, что научный диалог по оси Север — Юг столь же важен и значим, как и диалог между учеными Запада и Востока. Наш европоцентризм, к несчастью, мешает нам осознать это.
Сравнительные исследования
и исследования общего характера
Другой ценный тип исследования, представленный в Калгари, как и на многих прежних конференциях, — компаратив ный по своей природе. Он зиждется на прослеживании параллелей между Бахтиным и другими великими мыслителями: Сократом (Обри Макфэйл), Ницше (Дерек Литлвуд), Розенштоком -Хюсси (Александр Пигалев), Солином (Чарльз Бирд), Лиотаром (Елена Йовичич), Бурдьё (Доминик Перрон), Чарльз Тэйлор (Маруся Ахмед), Гегель (Жан-Франсуа Коте), Лотман (Дезидерио Наварро), Арендт (Шэннэ Брэйден), Барт и Тодоров (Аластэр Рэнфру), Мерло-Понти (Майкл Гардинер), Кьеркегор (Татьяна Щитцова), Левинас (Пол Гарсия), Лукач (Стэффорд Нил), Гадамер (Мари Кюссон), Рикёр (С. Брин Пинчин), Шлегель (Рашель Шмидт). Этот список, документирующий наши европоцен тристские пристрастия, желательно бы продолжить, отмечая и связи Бахтина с «ориентальными» мыслителями. Лакшми Бандламуди осталась, по сути, в полном одиночестве со своим сравнительным исследованием Бахтина и писавшего на санскрите философа Бхартрихари.
Многие доклады продемонстрировали, что конкретные
тексты (особенно литературные и художественные) могут быть
выигрышно прочитаны в свете конкретных бахтинских концепций.
Руководствуясь пониманием жанра, сформулированным в
работах Бахтина, Игорь Шайтанов преподнес публике блестящую
сравнительную интерпретацию «Меры за меру» Шекспира
и пушкинского «Анджело». Другой тип докладов дал понять,
что диалогизм может найти хорошее применение при решении
теоретических и практических проблем перевода (Энн Малена,
Даниэль Заславски, Наталия Никулина). М.-Пьерретт Малькузин
ски был прочитан замечательно оригинальный доклад о
музыке и Бахтине. В докладе Миреа Фольх-Серра о канадской
художнице Джэймли Хассан также оригинально развивались концепции
Бахтина. (Конечно, недостаток места препятствует тому,
чтобы я упомянул все великолепные доклады подобного рода).
Были и доклады очень широкого размаха, содержащие честолюбивое, энергичное, весьма убедительное разъяснение или рассмотрение ценности бахтинских работ: «Бахтин и темпика» 2 (Гэри Сол Морсон), «Бахтин / "Бахтин": реальный, релевантный и материальный» (Питер Хитчкок), «Бахтин с начала и до конца столетия» (Виталий Махлин), «Мимесис противоречий» (Антонио Гомес-Мориана), «Диалог, диалогизм, общение» (Франсис Жак).
В следующий раз — Берлин
Думаю, было бы справедливо сказать, что конференция в Калгари превзошла все предшествовавшие ей Бахтинские конференции. Мы слушали и юных исследователей, и исследователей в возрасте, и исследователей средних лет, и разнообразие интонаций и речений со всего мира образовало необычайно богатый хор голосов. Кое-чего, конечно, и недоставало. В следующий раз, в Берлине, я надеюсь всё будет сделано еще лучше, и найдутся возможности пригласить наших коллег из Африки и Азии. Это активизировало бы, к нашему общему благу, широкие международ ные дискуссии. Было бы очень хорошо в следующий раз попытаться заново продумать формы проведения конференции, не боясь большего числа различных типов заседаний: дискуссий за круглым столом в течение целого дня; семинаров-мастерских, где небольшая группа ученых могла бы какое-то время посвятить совместному толкованию трудной страницы Бахтина или где переводчики могли бы экспромтом коллективно переводить те или иные ключевые пассажи; секции, где доклады представлялись бы
ХРОНИКА. ФАКТЫ. ИНФОРМАЦИЯ Клайв Томсон
Кризис в Калгари
Диалог. Карнавал. Хронотоп, 1997, № 4
180 181
Dialogue. Carnival. Chronotope, 1997, № 4
заранее или где докладчики не читали бы свои доклады по двадцать минут, а давали лишь десятиминутные резюме, за которыми следовали бы углубленные дебаты; секции, на каждую из которых организаторы конференции приглашали бы какого-то ученого, чтобы тот провел обсуждение темы, особенно хорошо известной ему как эксперту и специалисту; профессиональное исполнение чтецами фрагментов из Бахтина и близких ему работ. Иначе говоря, давайте больше экспериментировать!
Самыми новаторскими на конференции в Калгари были несколько докладов, теоретически осмысливавших проблемы, связанные с компьютером, — благодаря им работы Бахтина вводились в совершенно новую сферу (Брайан Гринспэн, Реджин Робин, Доминго Санчес-Меса Мартинес, Миха Яворник). Бахтинская категория диалогичности, будучи уже применена и по отношению к киберпространству, проявила свою уместность и свой потенциал для более ясного понимания нами самых фундаментальных наших забот о демократии, личности, высказыва нии. Авторы этих докладов, на мой взгляд, снова вернули нас на землю тем, что возразили иным из постсовременных жрецов от кибернетики, которые провозгласили смерть автора и повествования, — какими мы их знали, — исчезновение субъекта и начало новой эры абсолютной свободы в киберпространстве. Карнавальность может быть понятием, которое придает определенное единство этому оптимистическому владению киберпространст вом, но Бахтин может быть также и противоядием, напоминаю щим нам: высказывание всегда идеологично, даже в случае с так называемыми децентрированными личностями, вовлеченными в кибер-беседу (обмен репликами, воображенный Реджин Робин: «Я — никто» / «Ты — никто?» — между двумя предполагаемыми виртуальными рассеянными «я» — не может оказаться ничем, кроме позы); реальность не исчезает совсем для обитателей виртуальной реальности (вы не сможете уйти в виртуальную реальность без компьютера, — как несколько резковато выразил это Крейг Брандист); киберпространство тоже существует во времени, и страница интернета тоже может быть одной из самых монологичных и авторитарных форм речи, которая когда-либо придумывалась.
Если и был на конференции «не-бахтинский», монологизи
рующий момент, так это, по-моему, во время пленарного
заседания, на котором Гавана проиграла Берлину в борьбе за
право
принять конференцию 1999 года (Юрий Мурашов и Брайан
Пул будут организаторами в Берлине). Я воспринял как некоторый
неловкий словесный жест, обусловленный полемическим
запалом, свойственным даже лучшим из нас в дискуссии, поспешную
попытку классифицировать наши продолжающиеся исследова
ния (включая представленные на конференции), разделив нас
на два лагеря — «архивистов» и «прикладников». Мой
короткий отчет о конференции, занимающий предыдущие страницы,
надеюсь, наглядно выявляет бедность подобных редуктивных
«выхватываний» из того, что действительно происходило в
Калгари. Как и большинство бинарных оппозиций (которые
Бахтин считал принадлежностью «теоретизма»), оппозиция
«архивисты»-«прикладники» немедленно рухнет, если подвергнуть
ее мало-мальски серьезному анализу.
Я надеюсь также, что в следующий раз мы сможем вернуться к другой нашей хорошей традиции — открытому голосованию (вместо тайной баллотировки), когда будет решаться вопрос о месте следующей конференции. Тайная баллотировка — общепринятая демократическая процедура при выборах официальных должностных лиц. Будучи избранными, служащие в правительстве или университете, как правило, в принципе или по закону принимают только открытые решения. Участники Бахтинской конференции в Мексике вспомнят, что мы действительно значительным большинством голосов отвергли использование тайной баллотировки при выборе между Москвой и Барселоной для конференции 1995 года. Открытое голосование — это способ ответственного и открытого отстаивания каждым своих принципиальных позиций.
А что же пятый том московского издания собрания сочинений? «Более или менее канонический», — говорили некоторые коллеги, тогда как другие высказывались об этом неохотно. Кое-кто утверждал, что хотя работа по редактированию и сверке бахтинских текстов вполне удовлетворяет требованиям, научный аппарат несколько тенденциозен, так как подчеркнуто размещает Бахтина в рамках узко воспринимаемой русской традиции. Том (731 стр.) содержит как уже публиковавшиеся работы Бахтина с 1940-х до начала 1960-х гг., так и впервые опубликованные материалы (например, статью о Флобере). Подождем знакомства с подробными рецензиями на данное издание в научных журналах. Тем временем, захватывающий проект Шеффилдского Бахтинского центра — электронное собрание сочинений Бахтина —
ХРОНИКА. ФАКТЫ. ИНФОРМАЦИЯ Клайв Томсон
Кризис в Калгари
Диалог. Карнавал. Хронотоп, 1997, № 4
182
Dialogue. Carnival. Chronotope, 1997, № 4
кажется весьма многообещающим, ибо он сулит бо́льшую динамичность и гибкость, чем печатное издание, — бо́льшую с точки зрения читателя (или пользователя).
Виталий Махлин конкретно не разъяснил, что же он разумеет под кризисом в бахтинистике. Возможно, его беспокоит, что концепции Бахтина слишком вольно используются в исследова ниях о культуре, и он предпочел бы, чтобы на первый план вышла экзегеза бахтинских текстов. Если дело обстоит именно так, то я бы выразил свое уважительное несогласие. Работы всех типов, представленные всеми ответвлениями или течениями, о которых шла речь выше, могут сосуществовать. Взаимообогаще ние — выгодный результат, и Калгари это ярко продемонстри ровал. Махлин же дал понять, что он озабочен стремлением некоторых ученых замолчать пропасть между двумя очень различными «горизонтами» — бахтинским и постмодернистским.
Кризис — если опять вернуться к началу моего отчета — существует в форме риска. Удастся ли организаторам будущих конференций продолжить наши благородно плюралистические, учитывающие разные мнения традиции? Будут ли работы наших друзей с юга представлены в Берлине 1999 года? Поможет ли опыт Калгари ободриться тем, кто исповедует не вполне общеприня тые взгляды? Сможем ли мы и далее работать с «неустойчивым и ненадежным словом» (термины Энтони Уолла) и даже поддерживать его? Преимущества такого подхода как раз и создают то, что Питер Хитчкок назвал: «трепетное чувство — быть бахтинистом». Это, возможно, в будущем сделает наши исследования свежее и самобытнее.
Лондон(Канада)
1 Банф — это национальный парк в Скалистых горах
Канады. В Спрингс Отеле Банфа проходило одно из заседаний
конференции.
Прим.
перев.
2
Перевод с английского Николая Панькова
ХРОНИКА. ФАКТЫ. ИНФОРМАЦИЯ Клайв Томсон
Кризис в Калгари