Журнал научных разысканий о биографии, теоретическом наследии и эпохе М. М. Бахтина

ISSN 0136-0132   






Диалог. Карнавал. Хронотоп








Диалог. Карнавал. Хронотоп.19954

Диалог. Карнавал. Хронотоп, 1995, № 4
148   149
Dialogue. Carnival. Chronotope, 1995, № 4

Ю.П.Медведев

Письмо в редакцию журнала «Диалог. Карнавал. Хронотоп»

Глубокоуважаемый Николай Алексеевич!

Благодарю Вас за приглашение принять участие в разговоре об авторстве книг П.Н.Медведева и В.В.Волошинова и возможность, в связи с этим, ознакомиться со статьями зачинателей движения за единоличное авторство М.М.Бахтина.

Не мне теперь отвечать и спорить с авторами этих запоздалых воспоминаний, после того, как за честь своих друзей и за свою честь вступился сам Михаил Михайлович: и в письме к своему биографу (написано в 1961 году, обнародовано в 1992 году), и живым своим голосом с пленок, записанных в 1973 году В.Д.Дувакиным (обнародовано в 1994 году).

Если бы голос Бахтина (не искаженный интерпретаторами) прозвучал своевременно, то и бахтинистика давно бы получила недостававшие ей импульсы и обрела достойное себя направление. Наше знание о «круге Бахтина» — уникальном культурном феномене — несомненно пополнилось бы невостребованными свидетельствами еще живых современников, стоявших к несколько обособленному бахтинскому содружеству ближе, чем те имена, которые называются сейчас, и люди, которых близкими кругу «очевидцами» никак нельзя считать.

Но и для них «круг Бахтина» представлял собою единое научное направление: об этом отчетливо свидетельствует В.В.Виноградов, сопоставивший труды П.Медведева, В.Волошинова и М.Бахтина и назвавший книгу «Формальный метод» «старой книгой П.Медведева». (В.В.Виноградов. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. М., Изд-во АН СССР, 1963, с.1О2.) Необязательная, но солидарная с П.Медведевым ссылка В.В.Виног
радова на другую работу П.Медведева («В лаборатории писателя») свидетельствует об уважении к трудам последнего, (там же, с.155.), которого Виноградов, действительно, знал лично.

Всесильный академик-секретарь Отделения литературы и языка АН СССР (1950-1963) и главный редактор журнала «Вопросы языкознания» (1952-1969), В.В.Виноградов имел все возможности выразить любую другую точку зрения на проблему «спорного авторства», если бы считал ее основательной, а не подталкивать своих молодых коллег на бравые поступки. Виноградов писал так, а не иначе не «в соответствии с добрыми культурными традициями», якобы «не позволявшими высказывать свое знание публично» (абсолютно превратное представление о добрых культурных традициях!), а исключительно потому, что расценивал разговоры о бахтинском авторстве этих книг как слух. Роль же слухов на Руси, а тем более в СССР, общеизвестна, особенно ученому-филологу виноградовского масштаба и судьбы. Да и «про кого у нас говорили хорошо?» — между прочим заметила Н.Я.Мандельштам, приглашая вчерашних и нынешних «храбрых мальчиков» в свою «великую эпоху».

Продолжая унижать (научно, морально) покойных друзей и соратников Бахтина, авторы воспоминаний о воспоминаниях создают карикатуру на него самого, «приписывая» Бахтину не только труды (как он сам сказал Дувакину), но имитацию научных взглядов своих коллег и пародирование собственных убеждений, циничное использование своего окружения. Надо ли говорить, что подобный Бахтин, симулирующий диалог и дружбу, не имеет ничего общего с обликом покойного мыслителя.

Сначала речь шла о якобы бахтинской лексике «спорных трудов», но вскоре оказалось, что слог этих книг нетипичен для Бахтина. Cразу возникла новая версия: Михаил Михайлович нарочно писал (а теперь уже «диктовал») «не своим голосом», в пресловутой «маске». Философ и теоретик «карнавала», ценивший его и в своей среде, стал объектом пародийного маскарада. Хотя нюансы в облике покойного мыслителя особенно важны, поскольку речь идет о создателе нравственной философии.

Архивные же документы не расходятся с голосом Бахтина. Научный архив П.Н.Медведева был конфискован НКВД. В архиве Медведева находились конспекты и работы участника «кантовского семинара», варианты книги «Формальный метод… Критическое введение в социологическую поэтику», положенный в ее



ТЕМА ДЛЯ РАЗМЫШЛЕНИЙ   Ю.П.Медведев
Письмо в редакцию журнала «Диалог. Карнавал. Хронотоп»

Диалог. Карнавал. Хронотоп, 1995, № 4
150   151
Dialogue. Carnival. Chronotope, 1995, № 4

основу труд «Методологические предпосылки истории литературы», писавшийся в конце десятых годов, фигурирующий в переписке 1919 и 1920-х годов, а в анкете от апреля 1924 года зафиксированный как готовая рукопись (10-12 печатных листов). К этой книге Медведева имеют непосредственное отношение ряд статей, как в «записках Передвижного театра», так и в «Звезде» (как напечатанных, так и не напечатанных), и его лекционный курс по психологии и феноменологии художественного творчества. В этом же архиве были подготовительные материалы и рукопись «Социологическая поэтика. т.I. Тематика», написанная Медведевым вслед за «Формальным методом» и вдохновленная высокой оценкой этой книги Андреем Белым и Борисом Пастернаком. Отношения Медведева с Пастернаком продолжались и после сблизившего их издательского инциндента (когда Медведев намеревался издать в Леногизе полного «Спекторского», медведевский анализ которого Пастернак ценил). Знаком продолжавшегося диалога о сущности искусства было и подаренное Медведеву Пастернаком стихотворение «Ремесло», впервые опубликованное из медведевского архива, частично попавшего в ГПБ, в 1969 году Г.Суперфином. Вряд ли уместны интеллектуальные манипуляции с чистейшим и прямодушным документом — восторженным письмом Пастернака Медведеву, с которым ранее он не был хорошо знаком и просто не имел возможности судить о медведевском научном творчестве.

Да и нет нужды переосмысливать пастернаковские слова. Если уж серьезно говорить о доказательствах авторства книг Волошинова и Медведева, то самым надежным из них является непринужденное свидетельство самого Бахтина, не усматривавше го несоразмерности Медведева и Волошинова ОБЩЕЙ с ним «концепции словесного творчества», считавшего Волошинова своим учеником, а Медведева — «ближайшим единомышленни ком» (иначе это определение не могло бы появиться в тексте его первого прижизненного биографа), свидетельствовавшего о многолетнем диалоге со своими друзьями на философские, религиозные и научные темы, а в период создания известных книг, работавшего с ними «в самом тесном творческом контакте», причем особо подчеркнувшего, что «самый тесный творческий контакт» этот «не снижает самостоятельности и оригинальности каждой из этих книг», тем самым определив меру своего авторского участия.

В.В.Кожинов в публикуемом здесь предисловии к несостоявшемуся изданию «Формального метода» (о подготовке которого, как и всех других, семье П.Н.Медведева ничего не было известно) из цитируемого им бахтинского письма выпускает именно эти, для данной его статьи самые главные слова. Подобным же образом, но уже даже не отмечая пропуск многоточием, из опубликованных им воспоминаний Р.Миркиной («ДКХ», 1993, №1, с.92) он исключает слова Миркиной о М.И.Кагане, наличествующие в публикации Бочарова («НЛО», 1993, №2, с.65). К сожалению, «память подводит» В.В.Кожинова и в других случаях, о которых ниже.

Примером того, как одна и та же работа может измениться (почти до неузнаваемости) при ориентации на различную аудиторию, свидетельствуют книги П.Н.Медведева «Формальный метод» (1928 г.) и «Формализм и формалисты» (1934 г.) Если первая была ориентирована на философские искания бахтинского содружества и на него самого (применявшего и личное участие в создании этой книги), то вторая была адресована гонителям, начавшим охоту на Медведева. Бахтин это знал, считал эту книгу вторым изданием «Формального метода». С.Г.Бочаров приводит слова Бахтина: «Это во втором издании Павел Николаевич многое изменил, и очень неудачно» (там же, с.82). В.В.Кожинов эти же самые слова Бахтина: «очень неудачно» — использует как сказанные по поводу «Формального метода», тем самым выворачивая ситуацию наизнанку и снова дезориентируя исследователей.

Это типичные примеры обращения с цитатами и текстами (внимательный исследователь может предложить и свои), текстами, которые (как и бахтинские) воспринимаются публикаторами как личное достояние, хотя по совести должны бы считаться достоянием национальным, с правом к нему доступа и сверки. Иначе как возможна история?

Вяч.Вс.Иванов сочувственно передает слова В.В.Виноградо ва, которыми тот с ним поделился, вспоминая арест: «Самое тяжелое было то, как следователь доказывал ему, что он — фашист». Но сочувствие Иванова избирательно, и он сам становится в позицию следователя, навязывая оклеветанным Медведеву и Волошинову абсурдную роль, не соответствующую их реальному положению в научном и литературном процессе своего времени и в кругу Бахтина.

Мерой достоверности может служить тезис о «моральном



ТЕМА ДЛЯ РАЗМЫШЛЕНИЙ   Ю.П.Медведев
Письмо в редакцию журнала «Диалог. Карнавал. Хронотоп»

Диалог. Карнавал. Хронотоп, 1995, № 4
152   153
Dialogue. Carnival. Chronotope, 1995, № 4

распаде» всего бахтинского круга, некритично подхваченный Вяч.Вс.Ивановым из «вольно-рассеянных» (по определению автора) и вырванных из контекста разговоров с Бахтиным в статье С.Г.Бочарова «Вокруг одного разговора», где результат манипуляций с цитатами выдается за свидетельство, а историко-науч ный подход сводится к аргументации булгаковского Воланда: «И доказательств никаких не требуется… Все просто: в белом плаще с кровавым подбоем…» («НЛО», 1993, №2, с. 79).

Это избирательное сочувствие, эта «дьявольщина» с аргументами заставляет обратить внимание на другие слова автора этой статьи о Бахтине: «чувство, что нет ему среди нас собеседни ка. было. И на общении это сказывалось». (там же, с. 70). Для одних людей в окружении Михаила Михайловича это чувство было естественным спутником ученического такта. У других, похоже, развилась убежденность, что иначе и быть не могло (и не должно!). Собственную несоразмерность, собственное отсутствие духовной близости с Бахтиным эти люди спроецировали на других; «версия истории» с гением, который окружил себя жалкими эпигонами, видится им заведомо более достоверной, нежели образ дружеского круга взаимно интересных собеседников. Все это, как и симпатия к пиратской серии «Бахтин под маской» (М., 93), характеризует самих пересказчиков, а не Бахтина, не Волошинова, не Медведева.

Как показывают письма и магнитофонные записи, Бахтин не смотрел на свое прошлое ни через черные, ни через розовые очки. Он, например, критически отзывался о некоторых трудах и взглядах своих друзей, не видя в этом никакого противоречия дружбе, о которой он свидетельствовал определенно и ярко.

Обо всех участниках бахтинского круга известно пока еще очень мало. Позволю себе сказать лишь несколько слов о Павле Николаевиче Медведеве, чье общественное поведение заслуживает специального упоминания: в 1929 году Медведев добивается издания в «Прибое» (Леногизе) книги о Достоевском арестованно го в 1928 году и приговоренного сначала к Соловкам Бахтина. Ко времени окончания ссылки Бахтина Медведев начинает искать ему преподавательскую работу (каковая для «политических» в принципе была заказана), а в 1936 году ему это удается, и он выступает официальным гарантом приглашения имевшего поражение в правах и по недоразумению не располагавшего университетским дипломом Бахтина «на первых порах» занять доцентс
кую должность в Саранском педагогическом институте. Это и к вопросу об «авантюризме» Медведева. Бахтин в разговоре с Дувакиным вспоминает не только смелость, но и «инициативность» Павла Николаевича, помогавшую печатать в «Записках Передвижного театра», которые он тогда редактировал, более чем смелые публикации. Только в живом голосе Бахтина нет той неприязни к другу. которая звучит у Иванова.

Наверное, не случайно за арестованного Медведева вступился чуткий и глубокий Зощенко, кому позже, в гораздо более «вегетарианские времена», пришлось испытать распад окружавше го его «м ы».

Да, темперамент Медведева, его воля к социальной активности, умение сохранить авторитетные позиции на «авансцене эпохи» могли быть личностно не близки Михаилу Михайловичу, но именно Медведев, с его эрудицией, ораторским даром, завоеванным в научных литературных кружках авторитетом, обеспечивал утверждение на этой «сцене» вышедшего из бахтинского семинара нового научного направления — социологической поэтики. «Школой может быть только школа открытого историчес кого существования» (М.Мамардашвили). Как школа это направление и воспринималось современниками, и В.В.Виноградовым, и выдающимся психологом А.Н.Леонтьевым («Психолингвисти ка». Л., 1967), написавшим предисловие к двум первым изданиям книги Л.С.Выготского «Психология искусства», которая (в отличие от работ бахтинского содружества) увидела свет лишь в 60-е годы, хотя была написана почти одновременно с первыми печатными выступлениями круга Бахтина.

За спиной Бахтина в 60-е — 70-е годы был сформирован тот узел проблем, когда вопросы научного приоритета (ссылок, сносок) были поставлены во главу угла, как решающие для успеха дальнейших изданий и переизданий (у нас и за рубежом), как условие известности и популярности его идей, к чему Бахтин отнюдь не был равнодушен. Эти в чем-то справедливые, но неприемлемые, неприятные, непосильные для него задачи и хлопоты он целиком (а с 1973 г. и юридически) передоверил другим: «Что же касается до «рекламных» замечаний обо мне, — писал он в 60-м году («Литературная учеба», 1992, №5-6, с.145), — то я против них не возражаю, но лишь в той мере, в какой это диктуется чисто практической необходимостью. Всецело полагаюсь на Ваш такт в определении этого необходимого минимума».


ТЕМА ДЛЯ РАЗМЫШЛЕНИЙ   Ю.П.Медведев
Письмо в редакцию журнала «Диалог. Карнавал. Хронотоп»

Диалог. Карнавал. Хронотоп, 1995, № 4
154   155
Dialogue. Carnival. Chronotope, 1995, № 4

Как «такт» был соблюдаем при жизни Михаила Михайловича, теперь известно как из недоуменных, так и самодовольных воспоминаний.

В жизнь Бахтина тогда вошел настойчивый голос части окружения, озабоченного научно-общественным, издательским, материальным положением четы Бахтиных; многое упиралось в тексты круга, возвращение которых и передача одному Бахтину казались восстановлением высшей справедливости. Так возник тот «фиктивный голос» устного Бахтина, который удавалось слышать тем, кто подходил к нему с соответствующей установкой. Ведь доходило до прямых экспериментов над Бахтиным с участием иностранных гостей (Турбин — Уэрль), но голос Бахтина, как известно, тогда не прозвучал. Его во-прежнему слышали только те, кто хотел так услышать. Такова уж, видно, природа «фиктивных голосов». Собственный голос Бахтина звучит поверх и звучание его чисто, несмотря на помехи среды и времени.

Вероятно, мы уже никогда не узнаем, какие именно искусившие «очевидцев» выражения он употребил, характеризуя свое участие в деятельности круга единомышленников.

Авторы и участники вольны приписывать Михаилу Михайловичу любые мотивы отказа подписать документ о своем авторстве для ВААП, но он его решительно не подписал.

С кончиной Бахтина вопрос «такта» был снят окончатель но, всему гуманитарному сообществу объявлено: «что М.М.Бахтин подписал перед смертью документ, хранящийся в настоящее время в ВААПе, в котором он заявляет о своем авторстве и просит в случае переиздания указанных трудов опубликовать их под именем» (ссылаемся на предисловие к изданию «Формального метода» в издательстве «Серебряный век», Нью-Йорк, 1982).

Как нам сообщили в бывшем ВААПе, такого документа никогда не существовало, права Волошинова и Медведева на их труды не оспаривались, зато сохранились документы о том, кто заключил контракты на издание книг Волошинова и Медведева под именем Бахтина и кто получил гонорары. Напомним, что в это время еще была жива вдова П.Н.Медведева — О.М.Медведе ва (1903-1982), пережившая ссылку за расстрелянного мужа и хлебнувшая много советского лиха. Диагнозы ее заболеваний на почве преследований перечислять воздержусь и по-русски, и по-латыни. Но ни она, ни уже существовавшая Комиссия по литературному наследию Медведева об этих контрактах в известность
не ставились, а книга «Формальный метод» не выпускалась из «спецхрана». Все это заставляет подозревать участие в ситуации той самой могущественной силы, которая помогла устроить Бахтиных в Кремлевскую больницу. Естественно, все эти устроения происходили за спиной Бахтина.

Воспоминания о воспоминаниях, которым пытаются придать статус исторического, а то и научного документа, на самом деле призваны объяснить и оправдать противоправные издания книг Волошинова и Медведева под именем Бахтина, осуществленные вопреки его воле. Эта подоплека, к сожалению, лишает их объективности и историко-научной ценности. Они напоминают коллизию рассказа Акутагавы «В чаще».

Позицию тех, кто знает цену научной работе и помнит об ответственности исследователя, резюмировал С.С.Аверинцев (кажется, единственный филолог, с кем в трудах позднего Бахтина наметился философский диалог), призвавший отказаться от «пересмотра авторства» и от попыток наследнического дележа интеллектуального и духовного достояния, собранного «кругом Бахтина».

С возвращением в бахтинологию собственного голоса Бахтина открываются новые возможности изучения бахтинского Диалога, — духовную, нравственную, созидательную энергию которого было дано испытать друзьям и единомышленникам.

Глубокоуважаемый Николай Алексеевич, на I Международ ных Бахтинских чтениях, проходивших летом в Витебске, научная и заинтересованная атмосфера этого события располагала к серьезному обсуждению диалога в кругу М.М.Бахтина. Судя по полученным откликам, и мне в какой-то мере удалось ответить на некоторые вопросы. Статьи же, с которыми мне пришлось познакомиться сейчас, к подобному разговору не располагают. Дальнейшие усилия бахтинистов по сформированной ими схеме мне представляется неперспективными и нечистыми.

По книге П.Н.Медведева «Введение в социологическую поэтику», которая в ближайшее время должна выйти в петербургс ком издательстве «Аста-Пресс», как и по второму тому В.Н.Волошинова (содержащему новые материалы), есть возможность проследить истоки зарождения научного круга Бахтина в Витебске и той самый «концепции словесного творчества», которую Бахтин считал с Медведевым и Волошиновым ОБЩЕЙ. Это, повторим снова, помимо многих других соображений, которые нет



ТЕМА ДЛЯ РАЗМЫШЛЕНИЙ   Ю.П.Медведев
Письмо в редакцию журнала «Диалог. Карнавал. Хронотоп»

Диалог. Карнавал. Хронотоп, 1995, № 4
156  
Dialogue. Carnival. Chronotope, 1995, № 4

возможности развивать в письме, и является самым надежным доказательством той определенной соразмерности Бахтина и его соратников, которая нашла отражение в их книгах.

К этим книгам, выходящим в независимой редакции, нам и хотелось бы адресовать читателей Вашего журнала.

          Искренне Ваш

              Ю.П.Медведев

Санкт-Петербург.

Покровская больница.


ТЕМА ДЛЯ РАЗМЫШЛЕНИЙ   Ю.П.Медведев
Письмо в редакцию журнала «Диалог. Карнавал. Хронотоп»

 




Главный редактор: Николай Паньков
Оцифровка: Борис Орехов

В оформлении страницы использована «Композиция» Пита Мондриана



Филологическая модель мира